Анна. Тайна Дома Романовых - [2]

— Не такое уж оно неслыханное, ваше величество, — заметил Кутайсов. — Ваша царственная супруга уже год как тщится оказать влияние свое на ход государственных дел. И мне ведомо, почему она так поступает.

— Вот как? И почему же?

— Ее величество в этих делах не своим умом рассуждают, а следуют внушению другого лица. И вы отлично знаете какого.

— Не темни, ты же знаешь, я этого не люблю. Что за лицо ты имеешь в виду?

— Госпожу Нелидову, ваше высочество, — заявил камердинер и на всякий случай отступил на шаг от императора. Ведь он хорошо знал бешеный нрав своего господина и благодетеля.

И правильно сделал: Павел так резко развернулся, так взмахнул своим маленьким сухим кулачком, что вполне мог бы задеть нос или другую часть лица своего камердинера и друга.

— Как ты смеешь об этом рассуждать! — вскричал император. — И ты туда же! Да, я провожу с госпожой Нелидовой много времени наедине. Но тут нет ничего плотского! Мы предаемся утонченным размышлениям, ищем мудрости, говорим о возвышенном!

— А разве я говорил о чем-то плотском? — возразил Кутайсов. — Я всего лишь сказал, что Катерина Нелидова близка к вашей особе, стало быть, имеет влияние. И это она внушает вашей царственной супруге подступать к вам с разными советами.

— Вот как? Ладно, чего ты отошел? Завязывай шарф, да сделай, как я люблю, покороче. Да, вот так. Что ж, я тоже заметил, что госпожа Нелидова… что она стала дерзка, упряма… что забрала слишком много в свои прелестные ручки. Но что делать? Она так мила! Имеет столь возвышенный ум! Где еще я найду такую прелестницу? — И государь тяжело вздохнул.

Это был важный момент. Момент, которого брадобрей и камердинер долго ждал. Теперь нельзя было упустить представившуюся возможность. Надо было повести дело тонко, умно… Тут важно каждое слово. И первым делом надо согласиться с государем, выразить ему полное сочувствие.

— Да, найти даму столь же тонкой души — дело нелегкое, — сказал Кутайсов и вздохнул столь же тяжко, словно и сам страдал от той же нехватки. — Однако…

Тут он сделал значительную паузу. Надо было, чтобы император выказал интерес. Не выкажет — значит, так тому и быть. Значит, в другой раз придется начинать ту же беседу.

Однако Павел захотел узнать продолжение начатой брадобреем фразы.

— Что ты хочешь сказать? — спросил он. — Что «однако»?

— Я хочу сказать, что дело это нелегкое, но возможное, — продолжил Кутайсов. — Что имеются на свете дамы и девицы столь же милые и исполненные превосходных качеств. Да что далеко ходить! Вот, изволите видеть, я только что вспомнил…

Ах, какое это было вранье! Уже месяц, не меньше, думал Иван Павлович над этой интригой — и вот «только что вспомнил»!

— Только что вспомнил, что здесь, в Москве, живет одна такая девица. Мне передавали из верных рук, что девица сия хотя и юна, но отличается острым умом. А главное — по уши, буквально по уши влюблена в Ваше Величество!

— Вот как? — заинтересовался Павел. — И как же зовут эту особу?

— Анна, ваше величество, ее зовут Анна. Она дочь сенатора Петра Васильевича Лопухина. Ей двадцать один год…

— Ну, не так уж она и юна… — буркнул самодержец.

— Свежа как персик! Само совершенство! Да вы сами сможете оценить, как только увидите.

— Когда же я увижу это твое совершенство?

— Да вот прямо сейчас и увидите! Сей же час, на балу. Она туда приглашена вместе с отцом.

— Вот как? Знаешь, поправь немного здесь. Да, теперь хорошо. Ну, как я выгляжу?

— Прекрасно, государь! У вас строгий и мужественный вид. Вы — истинный рыцарь!

Кутайсов знал, чем польстить императору. Сильнее всего на свете Павел хотел выглядеть именно как рыцарь и воин. Однако никогда не выглядел. Тут были бессильны и наряды, и усилия парикмахеров. Император, весьма похожий лицом на своего несчастного отца, был редкостно некрасив. Злые языки (за глаза, разумеется) называли его самым некрасивым мужчиной в империи и даже уродом. Особенно неприятным лицо Павла становилось, когда на него находили приступы ярости — а это случалось довольно часто. В это время самодержец всероссийский становился похожим на обитателя преисподней, как их изображают в некоторых церквях на клиросе. Впрочем, и в другие, обычные моменты оно не делалось приятным. И только когда он глубоко задумывался или слушал хорошую музыку, морщины на его лице разглаживались, глаза делались больше, и облик самодержца становился привлекательным.

— Что ж, значит, можно и выходить, — произнес Павел. — Как, говоришь, зовут твою пассию? Анна?

— Так точно, государь, Анна Лопухина. Да я ее подведу к вашему величеству, представлю. Может, вы соизволите станцевать с ней менуэт или экосез…

— Может, и соизволю. Сначала надо посмотреть на эту девицу. Расписывал ты ее хорошо, а вот какова она на самом деле?

— Тут ведь не только красота важна, государь, — напирал Кутайсов, стремясь закрепить полученный успех. — Тут важно устремление юной девушки, которая только и мечтает…

— Да, помню, ты говорил. Но когда же оная девица успела в меня влюбиться, живя в Москве? Разве она выезжала в Петербург? Что-то я не помню, чтобы мне представляли кого из Лопухиных…

— Нет, государь, в столицу она не выезжала, это вы верно заметили. Анна видела вас в прошлом году, на торжествах по случаю вашей коронации. Ведь вы тогда соизволили приезжать в Белокаменную, вот она вас и видела. И весь прошедший год только о вас и думает. По крайней мере, верные люди мне так передавали.