Анна Керн: Жизнь во имя любви - [6]

Отец Анны Петровны Пётр Маркович Полторацкий, по её словам, был добрым, великодушным, достаточно образованным и довольно остроумным человеком. Вспомним хотя бы известную шутку, разыгранную им с маленькими детьми

Понафидиных^{5} во время пребывания А. С. Пушкина осенью 1828 года в старицких деревнях Вульфов, и описанную поэтом в письме к А. А. Дельвигу в середине ноября: «Пётр Маркович здесь повеселел и уморительно мил. На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу, и думала тихонько от них убраться. Но Пётр Маркович их взбуторажил, он к ним прибежал: Дети! Дети! Мать вас обманывает – не ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там будет Пушкин – он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку – дети разревелись: Не хотим черносливу, хотим Пушкина. Нечего делать – их повезли, и они сбежались ко мне, облизываясь – но, увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили…»

Во время жизни Петра Марковича в Лубнах Полтавской губернии, где он управлял материнским имением, в его ближайшем окружении находилось много неординарных личностей, занимавших высокие государственные должности. Анна Петровна вспоминала, что в числе друзей её отца был князь Алексей Борисович Куракин, с 1802 по 1807 год – генерал–губернатор Малороссии, затем – член Государственного совета, а в 1807—1810 годах – министр внутренних дел России: «Он был настоящий магнат с величавой осанкой и самою аристократическою грациозностью и ласковостью. Всё лицо его сияло добротою и умом. Он был очень образован и любил моего отца». Князья Виктор Павлович Кочубей, в 1802—1807 и 1819—1823 годах занимавший пост министра внутренних дел России, и Яков Иванович Лобанов–Ростовский, с 1808 года являвшийся малороссийским генерал–губернатором, а затем – членом Государственного совета, по словам А. П. Керн, «видели в отце моём благонамеренного и умного деятеля» и также состояли с ним в дружеских отношениях.

Пётр Маркович был гостеприимным хозяином, за его обеденным столом находилось место и городничему Артю–хову, и аптекарю Гильдебрандту, и соседям – помещикам Кулябкам, Новицким и Пинкорнелли, и офицерам квартировавшего в Лубнах Егерского полка. Его все любили, уважали и вместе с тем боялись попасть ему на зубок. Его острые шутки были оригинальны и метки. Постоянным гостем в доме Полторацких был лубенский городской голова Роман Фёдорович Ждан – честный, добрый, умный и весьма любезный купец. На всех вечеринках он пел малороссийские песни и смешил публику местными анекдотами.

Щедрость Полторацкого очень часто не соответствовала его возможностям. При жизни матери он, желая вырваться из материальной зависимости от неё, несколько раз пытался заработать большие деньги своим умом, сметкой и изобретательностью, но так как был абсолютно лишён практической хватки и предприимчивости, то все его «спекуляции», по воспоминаниям Анны Петровны, «имели характер более поэтический, чем деловой, и лопались как мыльные пузыри». Эти его непродуманные, порою даже авантюрные поступки приносили близким одни беды и оставили в памяти потомков самые неблагоприятные отзывы о нём.

«В обращении с крестьянами и прислугою, – вспоминала Анна Петровна, – он проявлял большую гуманность. Он был враг телесных наказаний и платил жалованье прислуге в то время, когда на мужиков смотрели исключительно как на рабочую силу… Впрочем, несмотря на гуманность, он, в припадке спекулятивных безумий, продал раз на своз целое селение крестьян».

В начале 1809 года П. М. Полторацкий предложил дешёвый способ получения сухого мясного бульона: на салотопенных заводах, которых тогда в России существовало несколько десятков, он рекомендовал устанавливать дополнительные котлы для выпаривания жидкости, остающейся после вываривания сала, которую обычно на этих заводах просто выливали. После выпаривания этот «мясной варенец» необходимо было высушить в специальных формах и получить таким образом прекрасный по питательным свойствам и удобный в хранении и транспортировке сухой мясной концентрат. Внедрение этого изобретения Петра Марковича, особенно в преддверии затяжной и охватившей огромное пространство войны с Наполеоном, сулило России большие выгоды. Полторацкий надеялся на хорошее денежное вознаграждение и на получение привилегий^{6} как минимум на десять лет на внедрение своего проекта; однако Александр I ограничился тем, что наградил его орденом Святой Анны 2–й степени, а военный министр А. А. Аракчеев и морской – маркиз И. И. де Траверсе, по своей недальновидности, отказались заказывать сухой бульон для нужд армии и флота. Петра Марковича это очень огорчило, но не остановило в реализации своей идеи[3].

«…Он потом приобрёл 150 душ и 1 500 десятин за 40 тысяч ассигнациями, – писала в воспоминаниях Анна Петровна, – и, продав их на своз, купил скота, сварил бульон, которым предполагалось кормить армию во время войны, повёз его в Петербург, чтобы продать его в казну, но не хотел подмазать приёмщиков, и бульон его забраковали. Он повёз его в Москву, сложил там. Пришёл Наполеон и съел бульон». Вот так – довольно прозаически в изложении А. П. Керн, а на самом деле весьма трагически и с большими денежными потерями – закончилась одна из затей Петра Марковича.