«Анна Каренина» Л. Н. Толстого - [15]

«И я и миллионы людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, — мы все согласны в этом одном: для чего надо жить и что хорошо», — думает Левин. И Федор становится для него одним из этого великого множества людей, знающих настоящий смысл и значение «закона добра, который открыт каждому человеку».

Поэтому и оказывается, что Федор не сказал Левину ничего такого, чего бы он не знал прежде, и ничего нового ему не открыл и открыть не мог. Не у него Толстой добывал правду; они просто оказались «одноцентренными» натурами. «Я ничего не открыл, — думает Левин. — Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».

Главы, посвященные нравственному прозрению Левина, написаны «со страстью и слезами». Это одно из самых сильных лирических мест в романе, где Толстой становится настоящим поэтом жизни и добра.

«Он задыхался от волнения, — пишет Толстой о Левине, — и, не в силах идти дальше, сошел с дороги…» Так он покидает «торную дорогу», по которой идет «страстей раба». Он возвращается к своему первоначальному, непосредственному мироощущению.

«Откуда я взял это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе». Толстой гораздо выше ценил «ум души», чем «ум ума». Это была тоже его любимая мысль, которую он и развивал в своем романе. «А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний».

Все эти размышления Левина отраженным светом освещают и трагедию Анны с ее «борьбой за существование». И оказывается, что она, полная страстей, чувств, таинственная и невыразимая Анна, живет по законам разума, а Левин, с его философическим умом и университетской образованностью, открывает детски простые истины любви к жизни и окружающим.

Вся последняя часть романа не была бы такой чистой и сильной, если бы Толстой не придал Левину своей поэтической одушевленности.

Вера, которую находит Левин, приобретает религиозный смысл. Но она не имела церковной формы. Не случайно Достоевский уже в заметках о романе «Анна Каренина» заговорил об «отпадении» Толстого. Он ясно видел и то, что Левин «норовит в обособление». Прежде всего в обособление от церкви.

«Бог есть жизнь», — говорил Толстой еще в «Войне и мире». Напрасно было бы искать в философии Толстого обоснования определенных форм веры или неверия, церковности или атеизма. Ни того ни другого у Толстого, в сущности, нет. Он философски осмысливал жизнь.

«Я расхожусь со всеми философами», — говорил Толстой (62, 246). Поэтому он признавался, что не может «слиться с верующими христианами» точно так же, как не может слиться с «отрицающими материалистами» (62, 211). В этом и состоит главное противоречие Левина в его отношении к философии.

Левин желает выйти за пределы сложившихся философских и религиозных систем и найти новый предмет и метод. Он мыслил и рассуждал прежде всего как художник, считая, что «убедительность философии» зиждется «на гармоничности» (62, 224). Так у Левина возникает мечта о гармонии и «связи интересов»: «вместо бедности — общее богатство»…

Философия жизни Толстого, как она отражена в исканиях Левина, была идеалистической, утопичной, но в ней есть отблеск мечтаний о «золотом веке». И такая страстная мечта о добре и справедливости могла возникнуть и возникла именно в определенных исторических условиях переворотившегося общества.

11

Достоевский находил в «Анне Карениной» у «писателя, художника в высшей степени», «все, что есть важнейшего в наших русских текущих, политических и социальных вопросах как бы собранное в одну точку»[40].

Злоба дня в настоящем историческом смысле состояла в вопросе о том, как сложатся условия русской жизни после отмены крепостного права. Левин ясно сознает, что устои старого дворянского мира поколеблены. Но он испытывает страх перед наступлением новой буржуазной эпохи. Он ищет в патриархальном мире крестьянской жизни социалистические начала, которые должны спасти Россию от капиталистического пути развития.

Недаром Достоевский размышления Левина о народе, его отрицание дворянской собственности, буржуазной ренты и капитала сравнивал с утопическими идеями Сен-Симона и Фурье. Достоевский прекрасно понимал, что и Толстой относится к типу «лекарей-социалистов», когда он в своем «Дневнике писателя» полемизировал с ним и его идеями…

Толстой не хотел признавать, что в России складывается именно буржуазный, а не какой-нибудь другой уклад жизни. Буржуазная действительность представлялась ему в виде «пугала», и таким «пугалом» он считал Англию, классическую страну буржуазного типа. В этом смысле Левин очень близок к народникам.

В. И. Ленин отмечал, что народничество было «в свое время явлением прогрессивным, как первая постановка вопроса о капитализме»[41]. Левин и принадлежал к этому времени, и постановка вопроса о капитализме была существенной частью злобы дня в «Анне Карениной».