Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 - [54]

Старик едва поспевал за этим страшным человеком. Он было хотел позвать на помощь, но решил, что спастить от хитрого и могущественного Антонио вряд ли возможно. Кроме того, они шли пустыми темными переулками.

— Чего вы дрожите, если вы и впрямь торговец соколами? — злобно спросил Антонио. — Вот если б вы были патером Лаврентием, которого подозревают в отравлении тюремного сторожа несколько лет назад, тогда действительно стоит дрожать. Мы вас выведем на чистую воду. На пытке самый упорный сознается в своей вине! Ого, я уже вижу, что вы тот, кого мы ищем. Ну, успокойтесь, я это заранее знал.

— Сжальтесь над слабым стариком!

— Не представляйтесь слабее и старше, нежели вы есть, патер Лаврентий. Мы сейчас придем и вы успокоитесь.

— Я с радостью встречу смерть, только не мучайте, не пытайте меня…

— Один маршал волен вынести вам приговор. Антонио вошел с патером в подъезд, ввел его в комнату, похожую на кладовую, запер дверь и приставил двух лакеев с приказанием караулить арестованного.

Маршал Кончини только что вернулся из Лувра и был у себя в кабинете, когда вошел Антонио. Он доказал, что с большим трудом и опасностями ему удалось опередить врагов и захватить патера Лаврентия.

— Где он? — поспешно спросил Кончини. — Внизу, в лакейской, его стерегут.

— Отлично, Антонио. Ты уверен, что на этот раз мы не ошиблись?

— Он попался живой к нам в руки, и мы можем выудить у него признание.

— Он не кажется слабоумным?

— Нет, только очень старым и больным.

— Сознался он тебе, что он патер Лаврентий?

— Сознается на пытке, впрочем, в этом и сомневаться нечего: в доме на улице Сен-Дени, где он скрывался, был посланец двора, давший ему костюм флорентийского торговца соколами…

— С какой же целью?

Антонио улыбнулся с сознанием превосходства.

— Хотели, кажется, не привлекая внимания, привести патера в Лувр под видом торговца.

— К королю… он любит соколов…

— Они проиграли, опоздали.

— Надо торопиться, — воскликнул Кончини. — Сегодня ночью свезешь его в закрытой карете в Бастилию. Не нужно говорить коменданту ни имени, ни причины ареста. Ноайль обязан мне. Никого не пускать к нему в камеру, слышишь, Антонио? Никого, ни доктора, ни священника. Пищу пусть подают через дверную форточку.

— И я так думал, господин маршал.

— Завтра, в качестве моего уполномоченного, ты потребуешь от патера признания, что он отравил тюремного сторожа, а если не сознается, вели подвергнуть его трем степеням пытки.

— Четвертой не понадобится, — заметил Антонио с дьявольской улыбкой. — Он на третьей сознается или совсем умолкнет.

— Тогда пусть секретно похоронят его на кладбище Бастилии, — сказал Кончини. — Ступай скорее.

Антонио переминался.

— Ах, ты ждешь, чтобы я исполнил обещание? Слушай, ты получишь место в Лувре, а в тот день, когда Ноайль доложит мне о смерти патера, будешь возведен в звание дворянина.

— Это всегда было самым горячим моим желанием, — сказал Антонио, просияв.

— Я знал это. За верную службу всегда надо награждать по достоинству.

— Прикажите передать коменданту де Ноайлю письменный приказ.

— В знак того, что ты действуешь по моему поручению, отдай ему вот это, — сказал Кончини, сняв с пальца перстень со своим гербом и подал его уполномоченному. — Действуй по собственному усмотрению.

Антонио поклонился и вышел. Он приказал, чтобы сейчас же закладывали и подавали маршальскую карету.

Было около полуночи, когда Антонио вошел в лакейскую, где сидел патер Лаврентий. Старик помолился и покорился своей участи. Он страшился только продолжительных мучений, умереть же разом ему даже хотелось, потому что он не видел ничего впереди, кроме страданий. И все это он терпел только за то, что сильные люди совершили убийство, а он узнал об этом на исповеди.

Когда Антонио вошел к нему, старик стал просить поскорее покончить с ним.

— Что вы, без суда нельзя выносить приговор, — осмелился ответить негодяй, — мы ведь во Франции живем!

— Без суда, — с сомнением в голосе повторил старик, невольно подняв жалобный взор к небу.

— Вы не верите, кажется, патер Лаврентий, так скоро убедитесь, идите за мной.

У подъезда их ожидал закрытый экипаж. Антонио вполголоса сказал кучеру, куда ехать, и сел со стариком.

Темная ночь окутала улицы Парижа. Через некоторое время карета миновала Сент-Антуанскую заставу и подъехала к огромному хорошо укрепленному замку, который был выстроен для защиты от англичан, а по прошествии нескольких столетий обратился в тюрьму для опасных преступников или тех, кто был по каким-нибудь причинам неугоден.

Из Бастилии, как из гроба, возврата не было. Те, кто попадал туда, были совершенно отрезаны от остального мира и навсегда забыты людьми. Толстые стены этой громадной тюрьмы заглушали все жалобы и вопли несчастных, заживо погребенных.

О бегстве или помиловании ее узники и не помышляли. Кто попадал в Бастилию, того считали умершим, как только за ним затворялись ее железные ворота.

Широкий ров, за которым поднималась серая каменная ограда, отделял Бастилию от внешнего мира. За этой стеной шел второй ров, за ним был мрачный замок с восемью могучими пятиэтажными башнями. Каждую из них опоясывала галерея, на которой были установлены пушки. В этих надежных башнях и в глубоких подземельях томились жертвы жестокого насилия, злых интриг и беспощадного преследования.