Анн Предай - [8]

Анн подошла к матери. Впалые щеки, заострившийся нос. Казалось, больная спала, но, услышав шаги дочери, приоткрыла веки и тихо произнесла:

– Я не хочу видеть Марка.

– Ты его и не увидишь, Мили, – пообещала Анн. – Мы быстренько пообедаем и распрощаемся.

– Передай ему, что мы с ним увидимся на следующей неделе.

– Ну да. Конечно… У нас еще будет время. Я сейчас принесу сэндвичи.

– Нет, не надо… Стоит о них подумать, и меня начинает тошнить. Что за гадость этот гепатит!.. Видно, вчера я что-то съела, вот оно и подействовало мне на печень. И этот запах, с кухни… надо бы проветрить… Где отец?

– Собирался заскочить в книжную лавку Коломбье.

– Занятно. Уже успел обзавестись новой привычкой – уходит, не предупредив меня.

Но тут, держа в руках две бутылки «божоле», вошел Пьер.

– Дома не осталось ничего, кроме столового.

Эмильен тут же успокоилась и прикрыла глаза. Во входную дверь позвонили. Открывать пошла Анн – и увидела на пороге консьержку.

– Я по поводу вашей комнаты – той, что наверху. Мне кажется, вы сдали ее студенту. Так вот, теперь их там с десяток. Это безобразие, настоящая ночлежка! Спят на полу, в коридоре. Соседи жалуются. Я не хотела бы говорить об этом управляющему.

– Спасибо, что предупредили, – ответила Анн.

Пьер, догнав ее в вестибюле, пробормотал:

– Безумие какое-то… Выглядел этот студент довольно прилично. Что делать-то будем?

– Я немедленно к нему поднимусь.

– А Марк?

– Он все равно придет не раньше восьми.

– Могла бы подождать и до завтра…

– Нет, папа.

На черной лестнице было студено. Всякий раз, когда приходилось карабкаться на шестой этаж, Анн становилось противно; она удивлялась ветхости длинного коридора, ведущего к сдаваемым внаем комнатам. Для нее он олицетворял собой своеобразную границу, некий условный переход из мира уюта и достоинства в зону стыда и позора. Анн остановилась перед дверью, отмеченную одиннадцатым номером. За ней слышались голоса. Анн постучала. Дверь открылась – на пороге стояла высокая девица. Вдоль щек, словно занавеси, ниспадали светлые волосы. Розовая махра домашнего халата туго обтягивала вздутый живот незнакомки. Наверняка месяце на восьмом, не меньше. Позади нее, выгнув спину и облокотившись на спинку стула обеими руками, сидел длинноволосый брюнет с квадратным лицом. Анн никогда не приходилось видеть ни его, ни девицу, и потому она сухо спросила:

– Где мсье Жан Ломбар?

– А чего вам от него нужно? – лениво поднимаясь, спросил юноша.

– Эта комната принадлежит мне, мсье.

– Ах, вот оно что. Жан в отъезде.

– И давно?

– Ну так себе.

– Когда он возвращается?

– Я не знаю.

– А вы кто такие?

– Лоран Версье. А это Ингрид. Шведка она. По-французски не знает ни слова.

Девушка улыбнулась и неуклюже замотала головой, словно поддакивая, осторожно обнимая при этом руками живот.

– И что же вы здесь делаете, мсье? – спросила Анн.

– Мы приятели Жана, – ответил Лоран Версье.

– Я сдала эту комнату ему, не вам.

– Я знаю. Но Жан очень быстро съехал. Сказал, что мы можем поселиться на его место. Конечно, я должен был вас предупредить. Я и собирался это сделать. Скоро я должен получить немного денег… ну, чтобы урегулировать с вами все проблемы с оплатой… Это вопрос нескольких дней…

Говорил он волнуясь и все время глядя на Анн. На шее, под небрежно выбритой кожей, методично поднимался и опускался кадык.

– Похоже, вы разрешаете своим друзьям спать в коридоре, – оборвала его Анн.

– Ну, это было-то всего лишь один раз.

– Однако соседи жалуются. Сколько вас в этой комнате?

– Трое. Ингрид, ее муж и я.

Анн посмотрела на него обескураженно:

– Но, как… как это?

Он пояснил:

– А что, все нормально. Как в кемпинге.

Она быстро осмотрела комнату: метра два на три, не больше. Железная кровать, в углу раковина, параболический электронагреватель, газовая плитка с небольшим баллоном «Бутагаз». С потолка свисает голая лампочка.

Замешательство Анн переросло в неловкость.

– Это абсолютно неприемлемо! – с некоторым усилием произнесла она. – Вы тут разместились, ни у кого не спросив разрешения. А мы – я и мои родители – не имеем права селить постояльцев, о которых ничего не знаем.

Анн чеканила свои доводы так, словно убеждала в собственной неуступчивости саму себя. Все это время обладательница огромного живота кротко, словно телка, смотрела на нее красивыми пустыми глазами.

Лоран Версье достал из заднего кармана брюк какой-то документ и молча протянул его Анн. То было изрядно помятое удостоверение с фотографией в углу. Анн машинально прочла фамилию, дату рождения. Ему всего двадцать три года. И она вдруг ощутила себя в шкуре сыщика – облава, окрик: «Ваши средства к существованию?» Ей стало мучительно стыдно. Она вернула документы юноше, тот сунул их обратно в карман.

– Хорошо, – сказал он. – Вы правы. Мы тут же съедем.

– Куда?

– Не знаю.

Анн смягчилась:

– Девушка беременна, я не могу выбросить ее на улицу. Подождем, пока у вас не найдется другая комната.

– Спасибо, мадам. В любом случае, Ингрид с мужем должны вот-вот вернуться в Швецию. Она хочет рожать там. Ну, а что касается меня, если вы согласитесь поселить меня вместо Жана…

Ответить она не успела. Рядом объявился белокурый бородатый гигант на тонких ногах. В руках он держал длинный батон свежего белого хлеба.