Анн Предай - [5]

Пьер поинтересовался, не раздобыла ли она для него ту книжицу о Париже времен развала Империи – «Paris, during the Interesting Month of July, 1815»[2] пера никому не ведомого англичанина.

– Пока нет, мсье Предай. Но у меня есть все основания надеяться. Одному из моих клиентов в Бордо кажется, что он напал на ее след. Как ваша супруга?

– Ни хуже, ни лучше. Если вам попадется что-то забавное о Париже глазами иностранцев, времен Империи…

– Я ищу, ищу… Вы не желаете взглянуть на этот дневничок времен Революции?

Он нехотя полистал предложенный томик, помялся, порылся в других книгах. Кончилось тем, что он ушел от мадам Жиродэ с пустыми руками.

Пьер поднимался по бульвару Сен-Мишель. Продавцы картин и антиквариата уступали место продуктовым магазинам. На углу рю Бюси перед лотками клубилась толпа домохозяек. В мире внезапно не осталось никого, кроме женщин, поглощенных мыслью о пропитании своих семей. Лишь хмурые лица да зажатые в кулаках кошелки. Перекресток загроможден грузовиками. Пьер медленно шагал по тротуару, огибая шум и толчею. Он нырнул в огромный молочный магазин, и тот укутал его ароматом своих бесчисленных сыров. Ему тут же пригрезились изысканные блюда и с почтением склонившийся к плечу услужливый метрдотель. Как же давно не ходил он с женой в ресторан!..

Первая остановка – в булочной, из нее он вышел со свежим багетом. Была бы Эмильен рядом, непременно оторвала бы горбушку. Мили была одержима манией пожевать – неважно где и неважно что. Словно это «что-то» становилось вкуснее, когда она могла отведать его вне предписанного для этого времени. За столом она могла отказаться от вина, но минуту спустя забирала у него стакан, чтобы хлебнуть глоток-другой. Сколько раз бродили они в воскресные дни по этой улице… Их прогулки всегда заканчивались визитом в цветочную лавку. Эмильен скупала полевые цветы охапками. «Но это же много! – протестовал он. – Что ты со всем этим будешь делать?» По возвращении она молча и проворно распихивала всю эту уйму красок по вазам, и дом разом наполнялся живым дыханием весны, лета, осени. А ее страсть к бриджу… Собирались часто, опять же по воскресеньям, то у себя дома, то у Клардье. В два, а то и в три стола. Всю вторую половину дня с картами в руках. Иногда заигрывались до глубокой ночи. Играли неистово. Эмильен не выносила проигрыши, но при этом совершенно не умела считать деньги. Она была безалаберна от природы. Раз в месяц устраивала грандиозную приборку, после которой сама же и не могла ничего найти.

На рыбном рынке было не протолкнуться. Пьер занял очередь. Его взгляд скользил по рядам снулой рыбы, аккуратно уложенной одна на другую бледными брюшками, с круглыми глазами и открытыми ртами. Вокруг даров моря суетились горластые продавцы с покрасневшими руками. Женщина, стоявшая в очереди перед Пьером, купила морских гребешков, и он украдкой посмотрел на нее. Высокая, тонкая, элегантная, с пепельно-серыми волосами, одета в брюки и бежевую кофточку. В ее профиле сквозила волнующая утонченность. Из магазина она вышла, словно вытекла.

– А чего желаете вы, мсье?

Пьер вздрогнул и машинально заглянул в записку.

– Филе камбалы и одну дораду.

Еще он купил кофе, салат, бутылку минеральной воды и белого вина. Донести все это было ему не по силам и он теперь жалел, что не взял с собой кошелку. Виноторговец ему посочувствовал и дал картонную коробку. Выходя на улицу, Пьер столкнулся с женщиной в бежевой паре и с морскими гребешками. Приглаженная, царственная незнакомка безразлично прошествовала мимо.

В дом Пьер вошел чертовски уставшим, все лицо в испарине. Дойдя до третьего этажа, он подумал, что мог бы захватить несколько цветков для Эмильен. В уличной суматохе это выскочило у него из головы. Теперь вот и ключ в кармане невозможно найти. Кривляясь и гримасничая, подняв одно плечо выше другого, он попытался обшарить себя. В конце концов, чтобы открыть дверь, коробку пришлось поставить на пол.

– Доктор пришел, – оповестила его Луиза.

– Как? – вскрикнул Пьер. – Он ведь должен явиться только после обеда!

Он побарабанил в дверь спальни обычным легким постукиванием. Голос Эмильен, ответившей ему, был ясен и бодр:

– Входи!

Всякий раз, как только приходил ее врач, настроение у нее поднималось. Сидя за круглым столиком на тонкой ножке, доктор Морэн, начинавший лысеть молодой человек в очках и со светлыми бакенбардами, выписывал рецепт. Эмильен – одному богу известно, почему – находила его очень изысканным и симпатичным.

– Почему ты ушел? – спросила она, пока Пьер пожимал руку доктора.

– Я ходил за покупками к обеду.

– Странная идея!

Эмильен сидела в кровати с наброшенной на плечи шалью из белой шерсти. Она так пронзительно посмотрела на него, что Пьер почувствовал, как краснеет. Казалось, все тридцать пять лет совместной жизни она читала его самые потаенные мысли. Однако, стоило ей улыбнуться, и ему сразу же стало легче.

– Доктор, – объявила она, – в следующую среду мы устраиваем дома обед с друзьями. Как вы думаете, могла бы я встать?

– Ну да, мадам, – ответил врач. – Почему бы и нет?

– Только не отменяйте мои уколы. Они мне так помогают.