Аниран расправляет плечи - [114]

Но всё, как мне тогда казалось, стало на свои места через несколько дней. Столицу накрыли пожары, о которых когда-то меня предупреждал Хатемаж.

Никто не мог сказать, где появился очаг возгорания. Когда мне сообщили, что город пылает, я отказывался в это верить, ведь своими руками устранил того, кто грозился этот город поджечь. Быстрее всех я взбежал на самую высокую башню во дворце и, отворив варежку на полную, наблюдал за оранжевым заревом. Где-то у внешних стен в северной части города полыхали дома.

Но, на самом деле, горели не только дома. Горело всё. И дома, и лавки, и Дворец Правосудия, и рыночная площадь на восточной окраине. Не говоря о ремесленных мастерских, которые, в большинстве своём, располагались именно в северной части. Город пылал так, что чёрный дым и запах гари, казалось, затмевали собой солнце и замещали воздух.

Адский труд, который выпал на нашу долю в те дни, я не забуду никогда. Хоть я нёсся впереди всех к горящим зданиям, даже я не догадывался с чем придётся столкнуться. Как берсерк, я бросался в жар, хватал людей, оттаскивал как можно дальше и вновь бежал спасать тех, кого ещё можно было спасти. Я заметно подкоптился и получил массу ожогов. Пусть незначительных, но весьма болезненных.

В первые дни мы лишь пытались спасать людей, сдерживали огонь и не позволяли ему распространиться. Фелимид кричал мне прямо в ухо, утверждая, что мы имеем дело со спланированным поджогом, ведь очаги возгорания, оказывается, появились сразу в нескольких местах. Но тогда я его плохо слышал. Возможно, даже не слушал. Злоба, ненависть и ярость разрывали меня на части, когда я задавался вопросами о том, кто посмел совершить столь мерзостный поступок. Я находил ответы, конечно. Бил копытом, желая всё бросить и отправиться следом за тем, кого считал главным подозреваемым. Но необходимость оставаться в пылающем Обертоне, необходимость помогать людям побеждала ненависть и ярость. Это было немного удивительно для меня, но желание спасать и помогать побеждали жажду мести. Когда я видел на брусчатке выложенные в ряд обгоревшие тела несчастных жителей, я мечтал о мести. Но когда видел, как несётся тушить пожар пожарная карета, я первым прыгал на её подножку, помогал качать помпу или направлял ненадёжный шланг. Я всецело был занят спасением и не думал о разрушении.

Не знаю, почему так получилось, но я забыл обо всём на свете. Я забыл о том, кто я есть. Забыл о своей миссии. Я даже забыл, что существует такая штука, как инстинкт самосохранения. Бушующее пламя, дымящие остовы сгоревших домов и океан людского горя отодвинули на второй план все мои задумки. Я сосредоточился на более важных делах и спасал жизни. Такая абстракция, как излечение всего мира, больше не занимала мои мысли. Не говоря уже о попытках обнаружить необнаруженных аниранов. Я был сосредоточен на том, что происходит здесь и сейчас, а не на том, что должно произойти в отдалённом будущем. Я даже забыл про Дейдру. Редкий день проходил, чтобы я не вспоминал о ней. Я всегда помнил, куда я должен отправиться и ради чего. Но пожары в Обертоне изгнали из моей головы Дейдру. Она оставалась в моём сердце, но я не думал о ней. Я старался решать проблемы по мере их поступления и не мог разорваться на части. Поэтому помогал тем, кому действительно мог помочь — помогал тем, до кого мог дотянуться рукой.

Рядом со мной всегда были те, кого я мог смело назвать друзьями. Никто не боялся, никто не убегал. Пусть Его Величество мы укрыли на время, чтобы он не мешал, остальные, включая тех, кто занимался подготовкой армии, подключились. Из жителей и солдат выстраивались длиннющие цепи, по которым шли вёдра с водой от самого озера или из прудов в центральной части королевского квартала. В течение нескольких дней эти цепи трудились, делая лишь небольшие перерывы. Никто не хотел отступать, никто не хотел сдаваться. И, в итоге, мы все победили.

Когда всё закончилось, город был не похож на себя. Особенно северная и восточная части. Я стоял на вершине Башни Бдения и обозревал с высоты результаты чудовищного пожара. Смотрел на почерневшие остовы ремесленных мастерских и жилых домов. Смотрел на обуглившийся угол Университета и выгоревший дотла Дворец Правосудия. Я знал, что там много погибших и раненных. Знал, что где-то там внизу, полно озлобленных и лишившихся крова людей. Но я не хотел к ним спускаться. Не хотел, потому что не мог подобрать слов ободрения. Я чувствовал, что подвёл их. Я чувствовал свою вину, ведь считал, что именно я виноват в том, что дал уйти тому, кто за эти пожары ответственен. Хоть, как и все предыдущие разы, доказательств у меня не было никаких, в этот раз сомнений я не испытывал. И если бы передо мной именно сейчас поставили Эоанита, если бы дали сойтись лицом к лицу, уверен, я бы не сомневался. Я бы срезал его лицо ударом энергетического щита. Пусть это уже не имело никакого значения, я хотя бы удовлетворил бы свою жажду мести и воздал за грехи самому главному грешнику.

Затем начался долгий процесс восстановления. Нам — всем жителям Обертона, я имею в виду, — одновременно пришлось заниматься сразу несколькими делами — собирать урожай и устранять последствия пожаров. Леса, коими славилась Астризия, безжалостно вырубались. Меня не беспокоили «зелёные» проблемы, когда я наблюдал за длиннющими рядами пеньков. Для меня лес был лишь средством достижения цели, а не целью. Благодаря тысячам поваленных деревьев, строились новые дома. Как в черте города, так и за чертой. В спешке закладывались каменные фундаменты. Ремонтировались слегка повреждённые здания и сносились те, которые ремонту не подлежали.