Аниран расправляет плечи - [103]

Во время этой речи я открывал рот всё шире и шире. А складки на лбу сложились в болезненную гармошку. Но чем дольше я слушал, тем больше убеждался в своей первостепенной оценке Эоанита: он настоящий мерзавец. Он не только был мне противен, я, кажется, ненавидел его. Не потому, что его дочь оказалась права в оценке его характера, а потому, что я сам в этом убедился. Этому подонку реально плевать на всех кроме себя. В гробу он видел и свою покойную дочь, и короля, и всех жителей Астризии. Он хочет стать избранным. Тем, кто станет рядом с анираном, когда придёт то самое божество и начнёт раздавать звездюлей. Он желает, чтобы я каким-то хреном разделил с ним свою силу — не понимаю, что сие значит. Метки я, вроде бы, не могу перекинуть другому. Из меня своей меткой их может вытащить другой аниран. Но этот козёл хочет затянуть меня в свою паутину, повелевать и командовать. Как белый свет в моём жутком сне, он хочет дёргать за верёвочки. Хочет, чтобы я стал его куклой. Он желает создать общество друзяшек, где аниран будет играть роль пугала, а остальные — пожинать плоды.

Признаться, сдержать кипение не удалось. Я закипал, как настоящий чайник. И вода в этом чайнике очень быстро добралась до ста градусов.

— Ну ты и мразь, — прошипел я сквозь зубы. — Избранные? Зачем нам чернь? Круг влиятельных и достойных? Уж не себя ли ты считаешь самым достойным? А может ещё кого подобного тебе? Эвенета, например? Ну уж нет. Такие, как ты, не только недостойны стоять рядом с анираном. Они недостойны стоять вообще. Они должны лежать в земле. А сверху их должен давить двухметровый пласт, чтобы не выбрались… Хорошо, ты рассказал мне всю правду. Открыл карты, можно так сказать. Теперь позволь открыть их и мне… Всю твою поганую религию я разрушу. Собой я уничтожу смирение, которое ты создал. Я обойду Астризию с края на край. С севера на юг, с запада на восток. Я всем покажу, что у людей есть надежда. Всем объясню, что смиряться им не с чем. Что они не обречены. Что они ни в чём не провинились и не должны каяться. Они должны верить, что аниран их спасёт. Верить в спасение и верить в анирана. Я сделаю так, что люди вновь поверят в будущее. Они перестанут быть безропотным стадом, считающим, что оно заслужило быть обречённым на погибель. Всё будет совсем наоборот. Ведь я не стану просто разбрасываться обещаниями, я делами докажу, что спасение возможно… А вас… Всех вас, поганых вредителей. Святых отцов, старейшин, первосвященников и эстархов я передавлю своими руками. Всех тех, кто посмеет оказывать сопротивление. Кто будет мне мешать и ставить палки в колёса. А затем я разрушу все ваши храмы. Всё ваше смирение и покорность я превращу в руины… Ты побледнел, Эоанит? Тогда запомни последнее, что ты от меня когда-либо услышишь: раньше чем падёт двенадцатый аниран, он растопчет всех, кто мечтает стать достойным. Раздавит всех, кто считает себя избранным.

Эоанит действительно побледнел. Выражение «белее мела» идеально подходило к цвету его лица. Он не мигая смотрел на меня, хлопал ртом и не мог издать ни звука. Он был настолько перепуган, что выронил второй бокал. И теперь на полу рядом с первым бокалом на красном пятне лежал и второй.

Я встал и пошёл к выходу. Больше говорить было не о чем. Да и сказать-то уже нечего. Эоанит сказал всё, что хотел сказать. Я — тем более. Осталось лишь разойтись, пока не поубивали друг друга, и запомнить, что здесь сегодня произошло. Ведь, я уверен, теперь каждый понимает, что подружиться нам не удастся никогда.

Глава 29 Предложение Гвелерга

После лёгкой, к-хм, размолвки, Эоанит исчез из моего поля зрения. Я увёл своих друзей и гессеров от его дома под гробовое молчание храмовников. Бросил им небрежно: «Задумайтесь над тем, чьи приказы вы выполняете», и был таков. Затем вернулся во дворец и занялся рутинными делами — стал готовится к очередной демонстрации анирана народу. Попросил профессора сварганить очередную пафосную речь, а короля — увеличить количество охраны. Не только мне, но и самому себе. А затем честно объяснил по какой причине.

Но Его Испугавшееся Святейшество не стали мстить за поруганную честь. Как я говорил, они исчезли с моих радаров на какое-то время. Но появились другие потенциальные пакостники — послы стран, которые своими глазами видели, как я корчился. А затем корчились сами, когда увидели меня живым и невредимым.

Особенно достал Гвелерг. Он сам чуть в обморок не рухнул, когда меня увидел. И в течение нескольких дней хвостиком бегал, славя мои аниранские способности. Он просил разговора наедине, но я отмахивался, раз за разом говоря, что мне не до него. Решил неожиданную проблему Его Величество. Через несколько дней он поймал меня за руку и доверительно прошептал, что самфунн пообещал списать некоторую сумму по займам, если их тираму я уделяю время в конфиденциальном разговоре. Он сильно настаивает на этом. Да и предложение слишком заманчиво, чтобы от него отказаться. И я вынужден был с Его Величеством согласиться. Сам того не желая, я немного обострил отношения с башами. Уверен, Гвелерг докладывал им каждое моё слово. Но если баши предложили королю скидку всего лишь за разговор, глупо было от него отказываться.