Аниара - [16]

75

Награда в десять миллионов гонди —

как не увлечься этакой мечтой? —

ждала того, кто развернет голдондер

и к долам Дорис нас вернет, домой.

Теперь уже награда ждет того,

кто в залах Мимы справится с зимой.

Как тайны Утешительницы вскрыть?

Как фее жезл волшебный возвратить?

Стоит над морем над вселенским вой. 

76

Косясь в свои расчеты, слушал я

доклад о том, как открывали море,

которое нас губит все равно,

хотя уже давно покорено.

 - Гораздо круче в прошлом вверх взлетали (пример — Икар).

Считалось даже: при наличье точки

опоры можно из ракет-ротонд

Стреляться ввысь — и полный ход вперед,

Сквозь все изгибы поля притяженья.

Наивную теорию изжили,

отдав ей целый ряд серьезных жертв (к примеру — Танатос[16]),

и «век ступеней в небо» наступил.

В том веке выходил корабль из поля

Путем последовательных энергодекондансов —

довольно ценный метод, но при том

дорогостоящ и весьма рискован.

Взгляните на кривую катастроф.

Наглядно доказует нам она,

что девствен космос был в те времена.

Не правда ли, жестока старина?

Теперь возьмем кривую наших дней,

построенную по новейшим данным.

Прогресс бесспорный обозначен в ней. 

77

Как страшно телескопом уловить

светило, переставшее светить,

когда оно, как черная гробница,

на кладбище космическом хранится.

Оно у мыса Времени пылало

и огненные выплески вздымало.

Согласно энтропии, жар иссяк —

светило высосал фотонофаг.

И вот лишь гарь да оболочка ныне

стоят гробницей в темноте пустыни.

Число таких надгробий бесконечно.

Незримы, по космическим кладбищам

они чернеют среди ночи вечной.

Такое солнце, свет не излучая,

как темный сгусток, закрывает звезды.

Минует месяц — звезды засияют

на месте, где теперь округлый профиль свой

величественно-мрачно чертит солнце

на бледном фоне звездного скопленья,

похожего на светлый дым. Там, в солнце,

в горе шарообразной и огромной

пещера есть, где тьма в своих объятьях

давным-давно убила духа лампы.

Застыв, под черной гарью он лежит,

в могиле безымянной позабыт. 

78

Наш главный инженер,

гонд с севера страны,

специалист по йессер-телескопам,

ушел из жизни

пятнадцатого ноября, во вторник.

Учитывая все его заслуги

в создании голдондеров, согласно

его последней воле, решено

прах поместить в спасательную урну

и к Ригелю

ту урну запустить.

Народ набился в комнату прощаний.

Спасательная капсула

ждала на катафалке.

Мы, по обряду спев

«Скорбь жестокая, цель далекая»,

обратно поплелись,

а дверь закрылась.

Гром агрегатов. Урна

летит туда,

где световые годы

погребены. 

79

Нас родила Земля. Она —

сокровище среди планет.

Для Жизни только там нашлись

и молоко, и мед.

Какие были там холмы,

леса, рассветы, воды.

Как гордо шили саван мы

для собственного рода.

И Бог, и Дьявол, сообща,

природы мертвой трепеща,

бегут с планеты меда.

О человек, царь пепла. 

80

Звезде любви помогает

какая-тo дивная сила:

зрачок, вздымающий вихри,

сердцевина светила.

Глянет звезда на землю —

земля оживет, согрета.

Луга цветут, семенятся,

счастливы счастьем лета.

Цветы из земли выходят

на стеблях — живых флагштоках,

бабочки в желтых шалях

пляшут в чертополохах.

Шмели разгуделись, травы

чертят тенями тропку,

трещат парусишки мака —

ветер им задал трепку.

Летуче тепло — случайно

шальное выпадет счастье.

Светла над лугами лета,

далека от злобы и страсти,

звезда любви сотворила

ивановой ночи благость.

Кто еще так старался

дать нам покой и радость? 

81

Зимой девятнадцатой было:

Сгущаются сумерки духа.

Сижу я, вникая уныло

в свой гупта-расчет излученья,

которое послано Лирой

и, значит, имеет значенье.

Двадцатой весной мы сидели,

исследуя лирное пламя.

Сияло оно Изагели

и бета-, и гамма-лучами.

Души иронический ветер,

и страх, и озноб, и дыханье

тонули в слезах Изагели,

в ее безысходном рыданье.

И вот романтической грусти,

слезливой комичной ломаке,

нашлось настоящее место

в теперешнем истинном мраке.

Орлицу я обнял покрепче,

рыданьем ее согревался.

Живой теплоты ее ради

я с нашей ладьей не расстался.

Лодчонка в оплавленных дырах

тянулась к блистанию Лиры.

Блистательные метеоры

в знак встречи дарили ей дыры.

 — Не пой, — Изагель попросила.

Не стал потакать я невесте.

Всегда придавала мне силы

о кремнии песнь и асбесте.

О стали негнущейся строго

я спел, заглушив ее вздохи,

о том, как разрушили бога,

о том, как распались эпохи.

Тогда Изагель замолчала,

как будто рыданья позорны.

Мы мчимся два десятилетья,

кляня этот бег иллюзорный. 

82

Сегодня праздник в космосе —

редчайшее событие.

Такого ради дня

по просьбе Руководства

принарядясь, сошлись мы,

как дружная семья.

Мгновенно опустели

четыре тыщи комнат

и двести тридцать залов

гиганта-корабля.

И в Зале Светолетья —

огромном главном зале —

собрались аниарцы,

собрались ты и я.

Под ярким светом стоя,

как море, волновалась

огромная семья.

И тут мы рассмотрели,

как временем нещадно

побиты ты и я.

Казалось, что сегодня

все души здесь предстали,

чья родина — Земля.

И ангельское пенье

сменяла непрестанно

ораторов трепня.

Вещал шеф-аниарец,

как велико значенье

сегодняшнего дня

и как безмерен космос,

загадочен, всесилен

и сравненье с нашим «я».

Тут хор из дали зальной

взревел что было сил,

но пред обрывом в бездну

всех ужас охватил.

И тысячи взрыдали,

и сотни порешили:

судьбу избыть нельзя.