Английский фантастический роман - [53]

Наступила осень, полетели листья, отслужили благодарственные молебны по завершению уборки урожая. Буксировщики сплели в гаражах соломенных человечков и принесли в дом, чтобы заменить прошлогодних, которые по традиции сжигались. Маргарет дневала на кухне, надзирая за приготовлением запасов провизии на зиму: закрывали банки с вареньем, засаливали огурцы и мясо. Мало-помалу в гараж по обледенелым дорогам возвращались последние локомобили, подуставшие за сезон. Теперь настал черед им отдохнуть, получить добрую смазку, обновить покраску, полировку и как следует приготовиться к работе в следующем году. Надлежало проверить каждый болт, заменить изношенные протекторы на колесах, перебрать каждый клапан, проверить каждую передачу. Огни сварки поблескивали круглые сутки, отражаясь в темных щитках работающих в депо подмастерьев; жужжали токарные станки, тучи работников сновали вокруг ремонтируемых громадин — «буррелей», «клейтонов» и «шаттлвортов». В рабочей силе нехватки не ощущалось: будучи монополистами в дорожных перевозках, «Стрэндж и сыновья» в межсезонье не увольняли работников. Джесс, как и встарь, работал вместе со своими подчиненными: склонив голову к плечу, внимательно вслушивался, как звучит нутро каждого локомобиля под парами, не брезговал подлезать машинам под брюхо, определяя неполадки. Лишь иногда его скручивала боль, и он, ругаясь на чем свет стоит, уходил отдохнуть и пропустить кружечку пива, но потом неизменно возвращался.

Дни стали укорачиваться, дело шло к середине зимы. До Рождества оставалась всего неделя, когда в их двор въехал легким галопом бейлиф. Дрожащими руками Маргарет взломала печати на принесенном ей письме. Увидев кривые строчки, написанные малограмотными каракулями, она нахмурилась — и вскипела гневом, когда поняла, что писал сам Роберт. Первым делом она поспешила в гараж — сообщить дядюшке. Маргарет была уже приглашена на празднование Рождества в Корвесгит вместе с сотней других гостей — по опыту прошлых лет она знала, что празднество в этом гостеприимном доме может запросто затянуться до марта. Но не успел бейлиф как следует отогреться в кухне и выпить кувшинчик теплого эля, как она вернулась с письменным согласием.

На следующий день, перед самым отъездом, Маргарет снова побежала к дядюшке в гараж. Во дворе уже ждали похрапывающие лошади. Джесса она застала, как обычно, за работой: при скудном свете, льющемся через покрытые морозными узорами длинные окна в потолке, он прилаживал головку поршня. Ее пронзило острое чувство жалости, когда она увидела любимое лицо, заостренное болезнью. Вокруг его рта залегли глубокие морщины. Внезапно она расхотела ехать, но Джесс прикрикнул на нее.

— И думать не моги, поезжай! — сказал он с грубым прямодушием. — Если подваливает такой случай, нечего ушами хлопать.

Джесс чмокнул ее в лоб, шлепнул по заду, словно маленькую. Потом проводил до двери и прощально махал рукой, пока Маргарет не скрылась из виду; только тогда он с гримасой боли повернулся, присел на скамейку и стал тереть бок, бессознательным жестом пытаясь смягчить боль. Приступ миновал, красные круги перед глазами пропали, он вытер вспотевшее лицо и тяжелой поступью зашагал обратно — к вечной своей работе.

На окраине Дурноварии Маргарет поджидал отряд сопровождения. Она дрожала от пронизывающей стужи и слезящимися от холодного ветра глазами поглядывала на конных арбалетчиков впереди и на тех, которые двигались сбоку от экипажа, настороженно оглядывая окружающие пустоши: не появятся ли разбойники; парбекский лорд предпринял все возможное, чтобы оградить своих гостей от дорожных приключений. Ехали долго, и ветер сильно накусал ей лицо и уши; подковы лошадей звенели по замерзшей дороге. В первых сумерках она вновь увидела замок — припорошенную снегом махину из серого камня на фоне свинцово-серого неба. На внешнем барбикане решетка была опущена; здесь завывал ветер, а вверху, за крепостной стеной, огромный дворец манил россыпью горящих окон. Прибывшие толпились, кони ржали и переминались, покуда цепи лениво гремели, и решетка уползала куда-то вверх, под камень. За волнением Маргарет позабыла про дядюшку и смеялась надрывному скрипу ворот, окликам стражников на внутренних стенах. Замок был добычей зимы и тьмы…

Теперь, когда все то минуло, ей вспоминались танцы, беседы, звонкий смех, мессы в небольшой часовенке Корф-Гейта, поездки на побережье — любоваться Ла-Маншем во время бури; вспомнились огни в Большом Зале, теплая постель в холодные зимние ночи, когда ветер стонет за окном… Маргарет успела немного научиться соколиной охоте — эта милая некрупная хищная птица была в самый раз для дамского спортивного развлечения. Роберт подарил ей сокола, хотя она отказывалась: где и как его держать? Нет ни подобающей клетки, ни сокольничего, чтобы постоянно заботиться о ловчей птице, тренировать ее. В конце концов подаренный сокол вырвался на волю, и когда могучая птица взмыла высоко в небо, Маргарет втайне обрадовалась: ведь ей самое место там, на свободе, где птица и ветер — одно целое.

Для того, чтобы ошеломить гостей, Роберт задумал приручить беркута, пойманного по его заказу в диких местах шотландских гор. Во время первого же полета лукавая птица укрылась в кроне высокого дерева, и все попытки снять ее оттуда оказались напрасны. Двух слуг оставили дежурить у дерева, но они вернулись с пустыми руками: птица ускользнула от них, проигнорировав приманку. Впрочем, два месяца спустя беркут вернулся — и в самом жалком виде умостился на башне внешнего барбикана. В стельку пьяный Роберт, ругаясь на чем свет стоит, повелел, чтобы чудесное возвращение было должным образом отмечено. Было сочтено, что сему событию мог соответствовать только салют из старинной пушки, из которой на памяти живущих ни разу не стреляли. Пушку выкатили, притащили пороху из арсенала, забили ядро — и поднесли запал. Ядро пробило брешь шириной этак в ярд в стене у ворот, едва не снесло голову сержанту из стражи и до истерики перепугало гостивших в замке женщин, а глупая птица, сброшенная со своего насеста, тяжело ворочая крыльями улетела прочь — больше ее не видели.