Английская наследница - [26]

— Здесь. — Она вздохнула с облегчением. — Думала, это ближе, но я уверена, что здесь те старые ворота, которые не мог починить папа. — Ее голос дрогнул, и она тихо безнадежно заплакала.

Сейчас он снова должен дотронуться до нее. Роджер взял вожжи в левую руку, а правой обнял Леонию за плечи. Он чувствовал, как его рука дрожит, чтобы не обнять ее сильнее, чем просто утешая. Он должен был что-то сказать, но его голос пропал, в горле пересохло. Они ехали очень медленно по продуваемой ветром улице, лошадь сама находила дорогу. Леония молчала, отдавшись воспоминаниям, а Роджер боролся с собой.

Вдруг впереди они увидели просвет. С тихим проклятьем Роджер резко остановил лошадь:

— Леония, тише. Я должен посмотреть, не ожидает ли нас кто-нибудь в доме. Моя дорогая, прости, что я суров с тобой. Тебе надо выплакаться, я знаю, но сейчас нельзя плакать.

Он боялся, что его мольбы еще больше расстроят ее и доведут до истерики, и приготовился заглушить ее крики силой, но рыдания прекратились, и дрожащая рука взяла вожжи. Роджер пошел к просвету и увидел за ним темный остов большого дома. Там не было признаков жизни — ни света, ни движения. Роджер двинулся вперед, крадучись и проскальзывая из одной тени в другую. Наконец, он достиг дома и увидел, что двери сорваны с петель, за ними неясно вырисовывается черная и пустая гостиная. Ничего. Запустение. Руины. Роджер огляделся, размышляя, надо ли Леонии приходить сюда. Она ожидала, что дом превратится в развалины, но когда она увидит это… Небо светилось предрассветными бликами. Лошадь устала. Больше идти некуда. Они не могут бросить тело Генри. Отбросив сомнения, Роджер начал тщательно обследовать дом. Их никто не ждал. Лишь раз Роджер вздрогнул от шороха на кухне, когда что-то неясное и темное слилось с темнотой. Сердце ушло в пятки, но он уверил себя, что это крыса, и направился к конюшне. Там тоже было тихо, и Роджер с облегчением увидел, что она не разграблена окончательно, Лошадей, конечно, увели, но тем, кто это сделал, не нужны богатые кареты. Из карет вытащили все, что можно, и они стояли разрубленные и разломанные, — бессмысленное разрушение, освобождение от веков репрессий и ненависти, но остатки еще стояли на каретном дворе.

Леония, оставшись одна в карете, глядела на узкую дорогу, такую же знакомую ей, как и дом. Как часто верхом скакала она по Ля Бель на своей прелестной кобылке! Где Ля Бель? Она содрогнулась, закрыв рот рукой, чтобы не завопить от горя и ужаса. Сломана! Разбита! Разрушена! Растоптана! Вся ее жизнь, как эти улица, как дом, который она еще не видела, — она чувствовала запустение и разорение. Если бы она умерла…

Эта мысль ужалила ее. Она не умерла. Она не хотела умирать. Ее жизнь не потерпела крах. Месье Сэнт Эйр сказал ей, что она не осталась без средств к существованию. Одинокая и испуганная — да, Леония знала, что она одинока. Она желала, чтобы мама, папа и Франц были живы, но не могла их вернуть. Или она решит, что все безнадежно, и умрет, или она должна преодолеть свою скорбь и начать новую жизнь. Месье Сэнт Эйр, — нет, Роджер, — Леония задержалась на этом имени, — и боль от непролитых слез в горле смягчилась. Она была не одна.

Медленно, пока Роджер искал спрятавшихся шпионов, Леония расставила по местам все, что произошло. Она почувствовала вину за то, что не скорбит больше, но легкая боль осталась в сердце. Не нужно скорбеть об отце сейчас. Его боль прошла. Он спокоен. Если бы она могла похоронить его с мамой… Он так этого хотел…

Легкое движение на дороге заставило ее сжаться, но сразу же раздался мягкий голос Роджера:

— Это я, Леония.

Он подошел ближе и долго смотрел на нее.

— Здесь пока никого нет, но… Дом… он — как изнасилованная женщина.

Леония застыла на мгновение, но боль и волнение на лице Роджера успокоили боль, о которой он даже не знал. Для нее были ясны две вещи, Роджер — очень чувствителен, и он не считает забавным — а это редкость для мужчин — брать женщину силой. Это убеждение теплой волной проникло в сердце Леонии. Она не боялась Роджера и не боялась физической любви. Тем не менее, жестокость последних часов разбудила затаенную беспомощность и зависимость, неспособность к сопротивлению. Она подсознательно сравнивала темноту и страх этой ночи с той, когда была схвачена и подвергнута насилию ее семья. Глубоко внутри вспыхнуло то же волнение.

— Мне жаль, — продолжал Роджер, садясь в коляску. — Мне больно, что разрушена такая красота, и я знаю, тебе гораздо хуже, ты любила этот дом. Мне хотелось бы…

— Спасибо, что предупредил меня, — произнесла Леония, слыша, как беспомощно дрогнул её голос, — но я знала. Больше некуда идти — и если я не смогу похоронить папу с мамой, как ему хотелось, в конце концов, он останется здесь, где живет ее душа.

Роджер пожал маленькие холодные руки, перед тем как взять вожжи. Было облегчением, что Леония поняла необходимость похоронить отца, но при мысли об этом Роджер содрогнулся. Как они выкопают скромную могилу? Уже почти утро. Он понимал, что не успеет за ночь, а если и сделает это, то свежевырытую могилу могут обнаружить. Небезопасно долго оставаться здесь, но сейчас лошадь не могла идти дальше.