Англия, Англия - [36]
– Отлично, – заявила Марта. – То, что надо. Западные педофилы традиционно удовлетворяли свои аппетиты на Востоке. Пускай теперь восточные едут на Запад.
– Катастрофа, – заключил сэр Джек. – Я всю жизнь выпускаю семейные газеты.
– Можно сделать ее старше, – бодро предложила Марта, – детей вычеркнуть, других любовниц вычеркнуть, социально-религиозную подоплеку вычеркнуть. Получится честная девушка из среднего класса, которая в итоге выходит замуж за короля.
– При живой жене, – сделал сноску доктор Макс.
– В мои времена все было гораздо проще, – вздохнул сэр Джек.
– Как ты думаешь, сэр Джек о нас пронюхал?
Они лежали в постели, без света; их тела устали, но головы, взбодренные кофе, полнились тревожными мыслями.
– Нет, – ответил Пол. – Он просто удочки закидывал.
– Не похоже как-то на удочки. Скорее на... капканы. Я тебе говорила, нет зверя страшней, чем хороший семьянин.
– Он тебя обожает, разве не видишь?
– Приберег бы свое обожание для невидимой леди Питмен. Почему ты его всегда защищаешь?
– А ты почему всегда на него нападаешь? И вообще провоцируешь.
– Я? Ты имеешь в виду мой угольно-черный костюм и доверху застегнутую блузку?
– Твои антипатриотичные взгляды на секс.
– Провокационные и антипатриотичные в одном флаконе. Тем лучше. За это мне деньги и платят.
– Ты знаешь, о чем я.
Они впали в нервную болтливость, балансирующую на грани свары. Почему так? – спросила себя Марта. Почему внутри любви непременно тикает ее обязательная начинка – бомба скуки, а нежность всегда комплектуется докучливостью? Или это ее, Марты, личный недостаток?
– Я просто сказала, что англичан не секс прославил. Всего-то. Секс по-английски – это гребные гонки: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, финиш, и все валятся от усталости на весла.
– Спасибо.
– Я не тебя имела в виду.
– Нет уж – или я правдивую лесть на слух не узнаю? «Все должны овладеть этим искусством», – помню-помню. «Тогда прекратятся войны», – сказали мы, – щебетал Пол, а сам думал: «Что я сделал не так? Почему мы вдруг, с бухты-барахты, принялись рычать друг на друга во тьме? Миг назад все было прекрасно. Миг назад я тебя ценил и любил; а теперь только люблю. Сердце падает в пятки».
– О, Пол, расскажи еще какую-нибудь историю. – Ей не хотелось ссоры.
И ему тоже.
– Еще какую-нибудь историю. – Он умолк, дожидаясь, пока испарится его легкая обида. – Я как раз собирался тебе рассказать про Бетховена и сельского полицейского. Ту, что я поведал сэру Джеку.
Марта вся напряглась. Она предпочитала оставлять сэра Джека в офисе. Пол все время тащил его домой. Теперь он лежал в постели вместе с ними. Ну ладно, разок можно.
– Ага. Воображаю себе эту сцену. Бок о бок в уборной. Что он мурлыкал?
– Крейцерову. Вторую часть. Adagio espressivo. Это, впрочем, прямого отношения не имеет... Короче, дело было так. Как-то утром, году в тысяча, полагаю, уже восемьсот... лохматом, суть в том, что он уже был знаменитым композитором, Бетховен рано встал и вышел прогуляться. Как ты, возможно, знаешь, он был в некотором роде неряха. Он надел свое видавшее виды пальто – а шляпы он не имел, в отличие от всех приличных людей, которые не являлись великими композиторами, – и побрел по тропке вдоль канала, на берегу которого стоял его дом. Вероятно, он думал о своей музыке – слышал ее в голове – и ничего вокруг не замечал, поскольку он шагал, шагал, шагал – и вдруг обнаружил себя в конце канала, на краю водохранилища. Он не знал, где находится, а потому стал заглядывать в чужие окна. Ну, дело было в благопристойной области Германии, или как там эта страна тогда называлась, и, естественно, вместо того чтобы спросить, что ему нужно, или пригласить на чашечку кофе, обыватели вызвали местного констебля и потребовали арестовать чужака за бродяжничество. Бетховен был, мягко говоря, удивлен таким развитием событий и стал спорить с полицейским. Он сказал: «Но, инспектор, я – Бетховен». А полицейский ответил: «Конечно, вы Бетховен – почему бы и нет?»
Он умолк, но Марту и тут не подвело ее инстинктивное чутье к ритмам мужского нарратива. Она подождала.
– И тут-то – да, очень верно сказано «и тут-то» – и тут-то полицейский объяснил, почему он его арестовал. Он сказал: «Вы – бродяга. Бетховен выглядит совсем по-другому».
Марта улыбнулась во тьме и, сообразив, что он ее не видит, коснулась его рукой.
– Хорошая история, Пол.
Они дали задний ход с неведомой дороги, на которую съехали. Вернулись, потому что оба этого захотели. Ну а не захоти кто-нибудь один? Или оба? Засыпая, она задумалась над двумя загадками. Почему даже в постели они называют сэра Джека «сэром»? И почему Бетховен решил, что заблудился? Всего-то надо было развернуться и пойти назад вдоль канала. Или гений не повинуется логике простых смертных?
Позже, в ту же ночь, она проснулась от мыслей о сексе. Она прислушалась к эху собственного голоса. С меня и просто хорошего довольно, сказала она. «Довольно? Не рано ли, Марта, успокаиваться на достигнутом?»
«Ой, не знаю, в конце концов все успокаиваются».
«Нет, Марта, ты с самого начала жила назло успокоению, потому-то и не... не успокоилась».
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.
Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.
Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».
Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.
Впервые на русском – новейший роман современного английского классика, «самого изящного стилиста и самого непредсказуемого мастера всех мыслимых литературных форм» (The Scotsman). «„Элизабет Финч“ – куда больше, чем просто роман, – пишет Catholic Herald. – Это еще и философский трактат обо всем на свете».Итак, познакомьтесь с Элизабет Финч. Прослушайте ее курс «Культура и цивилизация». Она изменит ваш взгляд на мир. Для своих студентов-вечерников она служит источником вдохновения, нарушителем спокойствия, «советодательной молнией».
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.