Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - [32]

Позже Хьюитт вспоминал: «Когда я его впервые увидел, хотя тогда я не знал, кто это, он сидел в машине у служебного входа в Саут-Лондон-Палас – захудалого театра на Уолворт-Роуд в Южном Лондоне, где я дважды в неделю появлялся в кордебалете спектакля «Нет, нет, Нанетта». Я удивился, что здесь делает такой привлекательный молодой человек, и предположил, что он ждет одну из девушек. Будучи любопытным, я стал подглядывать – очень хотелось узнать, кто эта счастливица. Потом из гримерки вышел один из парней. Он сел в машину, и она сразу тронулась с места. На следующий день я спросил Дугласа – парня, который сел в машину, – кто этот красивый незнакомец. Тот ответил, что это его друг с Би-би-си, и предупредил, чтобы я держался от него подальше. Мужчина в машине был Гай»[246].

Вскоре после этого Хьюит зашел на Стрэнд в паб, популярный среди гомосексуалистов. Он назывался «Гроздь винограда», но посетители обычно именовали его 45 – по номеру дома. Там один из мужчин предложил Хьюиту пойти вместе с ним на вечеринку. Они прошли несколько сотен ярдов до незаметной двери на Уайтхолл[247].

«Там было человек двадцать, все мужчины, много выпивки, но, к сожалению, никакой еды. Там были Брайан Ховард и Энтони Блант, хотя тогда я их еще не знал. Неожиданно я заметил человека, который ждал в машине Дугласа. Он пришел, когда меня загнал в угол большой мужчина по имени Рудольф Кац. Он спросил: «Этот старый мошенник досаждает тебе?» Кац ушел. Я сказал, что должен идти, и Гай предложил подвезти меня, если я смогу минутку подождать. Мы поехали на Честер-сквер, где у Гая была квартира, и так все началось… Он отвез меня в кафе на набережной, где угостил мясным пирогом и чашкой чаю, а потом на Честер-сквер. Он жил на верхнем этаже высокого дома, расположенного напротив Святого Марка. И мы впервые легли в постель вместе.

Так я познакомился с Гаем Бёрджессом, и между нами начались отношения, продлившиеся четырнадцать лет. Я не переехал на Честер-сквер сразу. Я оставил за собой комнату на Оксфорд-Террас, но приходил на Честер-сквер каждый день. Это вошло в привычку. Я убирал квартиру, следил, чтобы на рубашках были все пуговицы, чистил одежду, которая всегда была мятой и покрытой сигаретным пеплом. Он был самым неопрятным из людей, которых мне довелось встретить. …Вначале наши отношения больше напоминали отношения слуги и хозяина»[248].

В свою очередь, Бёрджесс, называвший Хьюита Шваброй, пытался заинтересовать его литературой, побуждал читать Джейн Остин и Элизабет Гаскелл. Но все старания политизировать его ни к чему не привели. Хьюит утверждал, что не может себе позволить быть социалистом. Имея 700 фунтов в год от канадского трастового фонда, Бёрджесс мог себе позволить быть щедрым и покупать Джеки одежду, в том числе у Хос и Кертис.

У Бёрджесса всегда находилось время для рабочего класса. Джеки вспоминал: «Он носил меня, как некий знак, символ. Я – Джеки Хьюит из Гейтсхед-он-Тайн… но это не мешало ему брать меня с собой повсюду. Как-то вечером он дал мне поносить галстук старого итонца и велел говорить всем, что я учился в колледже… Он полагал, что никто из тех, с кем мы встретимся, не был в колледже. Мы оба были в галстуках старых итонцев, и никто не задал ни одного вопроса»[249].

Хотя Хьюит не переезжал на Честер-сквер до 1937 года, он делал всю работу по дому и готовил.

«Я был хорошим поваром. Гай любил кеджери или пастуший пирог, детскую еду. Я делал пастуший пирог, используя копченого угря, получаемого Гаем от Фортнума. У него было собственное блюдо, которое он готовил, когда решал провести день в постели. Прежде всего, он заказывал дюжину бутылок красного вина в винном магазине Виктории. Потом он укладывал лосось или копченую пикшу на сковороду, добавлял туда печеные бобы и овес или рис и подогревал. Блюдо пахло отвратительно, но он говорил: «Это питание, которое мне нужно на день. Убирайся!» И он проводил целый день в постели с бумагами, книгами, сигаретами и сковородой блюда, не имевшего названия, и пил красное вино»[250].

Хьюиту приходилось выполнять и секретарские обязанности. «Он никогда не распечатывал письма, не интересовался счетами, уведомлениями из банка. Мне всегда приходилось вскрывать конверты и говорить ему, что надо оплатить. В квартиру приходили только счета. Его личная корреспонденция шла в Реформ-клуб. Счета за газ, свет, телефон и письма из Куттс-банка игнорировались. Если я не оплачивал телефон, его нередко отключали. Гай очень любил болтать по телефону. У нас был хороший номер – Реджент 1530»[251].

Хотя у Бёрджесса теперь был постоянный партнер, это не мешало ему искать сексуальные удовольствия на стороне, и мужчины часто ссорились. «Он был самый неразборчивый человек из всех живущих. Он спал со всем, что двигалось, и нередко говорил, что ему подойдет любой в возрасте от семнадцати до семидесяти пяти. …Он не был приверженцем какого-то одного типа. Его партнер должен был обладать привлекательностью и быть из рабочего класса. …Если кто-то изобрел гомосексуализм, это был именно Гай Бёрджесс»[252].

Позже Горонви Рис писал: «Помимо политической деятельности Гай вел очень активную, чрезвычайно неразборчивую и, пожалуй, даже грязную сексуальную жизнь. Он был груб и даже жесток с любовниками, но его сексуальное поведение имело и привлекательные аспекты. Он был в высшей степени притягателен для представителей своего пола и не имел запретов, характерных для молодых людей его возраста, образования и социального положения… В этом он отличался от своих кембриджских друзей, которые почти все были гомосексуалисты, но намного более застенчивые, чем Гай, не верящие в свои силы и потому менее успешные в сексуальных авантюрах. …Раз или два он переспал со всеми своими друзьями, а также со всеми, кто этого хотел и не был физически отталкивающим. Сделав это, он освободил многих из них от комплексов и ограничений.