Ангелы уходят не прощаясь - [12]

— А что, она москвичка?

— Кто же еще. Все свободные дома у нас поскупали.

— Так сейчас, почитай, не лето, что ей в конце октября в Энске делать? — продолжал спрашивать писатель.

— Дочка у нее больная, — вмешалась в разговор другой библиотекарь, Татьяна Ивановна, — они от меня через три дома живут. Кто-то говорил, что у девочки с легкими что-то, ей чистый воздух нужен. А его у нас, слава Богу, сколько хочешь. Вот они здесь и поселились. Говорят еще, что у них…

— Слушайте, народ, — перебила всех вошедшая в читальный зал заместитель надежды Михайловны Ольга, — у нас уже все готово. Все скворчит и пышет.

Писатель и матушка Евфалия переглянулись.

— Арсений Васильевич, вы посидите, пообщайтесь, а потом вас проводят в монастырь.

— А может, вы тоже…

— Нет, нет, мне пора — дела.

— Какие дела, матушка, вечер на дворе? — простодушно удивилась Оля.

— Самое главное монашеское дело — молитва, — ответила матушка и, попрощавшись со всеми, вышла.

* * *

Писатель уже привык к таким застольям после своих выступлений, но всегда его искренне волновало радушие русских людей. Он знал, какие зарплаты у библиотекарей, абсолютное большинство из которых женщины. На эти копейки многие умудряются в одиночку растить и учить детей. Но вот приезжает гость, — и вскладчину собирается стол: домашние соленья, грибочки, тушеная картошка, — как говорится, цари вкуснее не едали. И не пивали, а иначе, зачем нужно все это?

Писатель и человек шесть библиотекарских уселись за стол. Первой, на правах хозяйки, слово взяла Надежда Михайловна:

— Уважаемый Арсений Васильевич, вот уже во второй раз вы приезжаете к нам, и всякий раз дарите столько радости! Нам очень приятно, что в своих многочисленных поездках, которыми мы восхищаемся…

— Скажете тоже, — пробормотал смущенный, но одновременно и счастливый виновник торжества.

— И нечего скромничать! Я правильно говорю, девушки?

Девушки дружно закивали:

— Правильно!

— Такие рюкзаки таскать. Другой бы плюнул на все…

— Арсений Васильевич не такой, он патриот…

— Тише, девочки, тише! — вновь уверенно взяла бразды правления в свои руки Надежда Михайловна, — согласна с вами: только человек, любящий Россию, нас, своих читателей, способен быть таким подвижником. За вас, Арсений Васильевич, за ваше подвижничество, за ваши новые книги.

Все дружно выпили.

— А что же не закусываете, Арсений Васильевич? — спросила Оля, — или еда не нравится? Чем богаты…

— Что вы! Все просто замечательно. Только есть у нас, русских писателей-подвижников одна слабость, — совершенно с серьезным видом сказал Арсений Васильевич.

— Какая? — оторвавшись от тарелки, подняла на него удивленные глаза Татьяна Ивановна.

— Мы после первой не закусываем.

Раздался дружный смех.

— А мой муж говорит, — это снова была Оля, — расстояние между первой и второй должно быть короче…

— Короче чего?

— Сейчас вспомню, Надежда Михайловна. Вспомнила: короче полета пули.

— А мой про взмах шашки говорит, — сказала доселе молчавшая скромная Вера Валентиновна.

— А мой…

— Короче, все мужики одинаковы, разница в нюансах, — Надежда Михайловна показала на бутылку, — Арсений Васильевич, у нас руку нельзя менять: раз начали разливать — продолжайте.

Выполнив поручение, писатель поднялся.

— Друзья мои, вы не будете против, если я скажу несколько слов?

— Еще как не будем!

— Слушаем.

— Вот тут про мои поездки говорили. На самом деле, не Бог весть какой подвиг. Обычная работа…

— Ну, не скажите!

— Оля, не перебивай Арсения Васильевича.

— Спасибо, Надежда Михайловна. Но вот что интересно, — продолжал писатель, — а ведь сегодня я отметил юбилей!

— У вас день рождения сегодня? Что же вы сразу не сказали?

— Нет, Олечка, это юбилей другого рода. Вы не поверите, но сегодня у меня была трехсотая встреча с читателями.

— Трехсотая?!

— Вот это да!

— Да, друзья мои, да. И я, честное слово, просто счастлив, что этот юбилей я праздную в вашем замечательном городе, среди вашего чудесного коллектива. Вот за это я и хочу выпить. За вас, друзья!

— Скажите, а вы помните свою первую встречу? — спросила Оля писателя.

— Слушай, дай человеку закусить, — возмутилась Надежда Михайловна, — кушайте, кушайте.

— Вы знаете, а я могу и есть и рассказывать. Вот такие мы русские писатели способные… Конечно, я помню свою первую встречу. Хотите, расскажу?

— Еще спрашиваете!

— Правда, если быть совсем точным, надо вести речь о двух встречах. Обе они прошли в один день. Книга, самая первая моя книга, тогда только вышла. Стали поступать отклики, письма. Почти в каждом было приглашение, мол, приезжайте к нам в город. Мне этого тоже хотелось, но я оставался реалистом. Во-первых, работа. Во-вторых, деньги, точнее их отсутствие. Согласитесь, просто так куда-нибудь в Мурманск не соберешься? И я благодарил за приглашения, но отказывал. И вот как-то приходит еще одно приглашение, из райцентра, который называется Некоуз.

— А где это? — спросила Оля.

— Вот и я тоже самое спросил. В Ярославской области, отвечают, недалеко от Рыбинского водохранилища. Поблагодарил я их, только положил трубку — снова звонок: «Вас Брейтово беспокоит». «А где это? — спрашиваю. — «В Ярославской области, на берегу Рыбинского водохранилища». Слушаю, и думаю: а ведь из этого может что-то получиться. А на том конце продолжают: «Вы не смотрите, что у нас село. Нашей библиотеке в прошлом году исполнилось 105 лет. У нас есть при библиотеке драматический театр, в нем даже прокурор наш играет. Если вы к нам приедете, мы еще раз отметим»… — «Что, простите?» — «105-летие». Ну и как, скажите, можно было отказаться от такого предложения? Узнаю, что в Некоуз ходит из Москвы один единственный поезд, точнее ходит в Рыбинск, а в Некоузе он стоит две минуты. Беру рюкзак с книгами, друзья везут меня на машине в ближайший от моего города населенный пункт — Кимры, где проходит эта ветка. На кимрском вокзале делаю первое неприятное открытие: мой поезд будет стоять здесь целый час. Потом столько же в Кашине, чуть меньше в Бежецке и так далее. А в Некоуз он приходит в пять утра, так что мне придется часа два-три кантоваться на станции, а после искать библиотеку…