Ангелы плачут над Русью - [17]
Парни выскочили из терема, как кипятком облитые.
— Вот это да-а-а... — прошептал Кирилл. — Ну, Пантюха, жди беды. Уходить нам из Воргола надобно, сегодня же ночью.
— А как же поручение князя Липецкого?
— Ну, объясним ему, что оставаться было невозможно.
И, размышляя о побеге, друзья поплелись в гридницу.
А князь Олег задумчиво ходил от стены к стене.
— Ефима нету, не с кем посоветоваться, — бормотал он себе под нос. Потом остановился, почесал затылок и крикнул: — Митрофан!
— Слушаю, Олег Ростиславич! — вбежал в палату рыжий холоп.
— Трофима ко мне, Ермолая и Рвача. Да мигом — одна нога тут, другая там!
Вскоре все трое с поклонами вошли в палату.
— Что делать? — прямо с порога озадачил их князь. — Ефим убит. Пантелеймон с Кириллом утверждают, что разбойник Александр собрал большое войско и, похоже, собирается напасть на Воргол.
— В Орду надо ехать, княже, — вздохнул Трофим. — Я ж говорил, что Телебуга гневается...
— Да как я поеду? — чуть не плача, топнул ногой Олег. — Вон ведь сколь татар побил разбойник Святослав. Я думал, что со смертью его мы забудем о проклятом Липеде — ан нет. Александр ещё хлеще Святослава оказался, уже не только татар, а и наших бьёт. А его тати середь бела дня выкрадывают у нас из-под носа полонянника! Куда это годится, я спрашиваю! — засверкал бешеными глазами Олег.
— Телебуга милостив, — попытался успокоить князя Трофим. — Он выслушает тебя и поймёт. А поймёт — значит, поможет.
— Помо-о-жет?! Шкуру сперва сдерёт, а потом поможет! — Олег снова забегал по палате. — Что у него, у косого, на уме, кто ведает? Все они, татарва, одним миром мазаны: сначала шкуру норовят содрать, а потом делают вид, что помогают!
— Ты, главное, не волнуйся, Олег Ростиславич, — вмешался в разговор Ермолай. — Нам самим с липчанами не справиться, и в Орду ехать всё одно придётся. Телебуга, я уверен, тебе поможет. Татары не потерпят бесчинств Александра. Только спешить надо.
Князь остановился напротив Рвача.
— А ты что помалкиваешь, как воды в рот набрал?
— Я согласен с ними. Надо просить у царя татарского войско.
— Погибели моей захотели?!
— Прости, Олег Ростиславич, — поклонился Рвач, — но как же я могу желать твоей погибели? Мне в Липец возврата нету, только на Воргол и князя Воргольского и надёжа.
— Ну, была не была! — шумно выдохнул Олег. — Собирай, Ермолай, малую дружину. Нынче же выступим. Сперва через Тешев лес вдоль Дона, а у устья Икорца повернём в степь. Если разбойник Александр стоит у Сосны, то нас перехватить он никак не сможет...
— Кудай-то князь с малой дружиной поехал? — спросил Кирилл у гридней, глядя в окошко вслед уходящему отряду.
Все молчали. Пантелеймон кивнул Кириллу на дверь. Когда вышли, Кирилл заговорил первым:
— Пожди, Пантюша, тут что-то не так. Куда же направился князь?..
Осеннее солнце опускалось за горизонт, окрашивая редкие облака в золотистые и багровые тона. На мороз играло светило.
Мимо парней шёл на службу в дозор Игнат Хитрых, и Пантелеймон остановил его:
— Слышь, а кудай-то князь?
— В Орду, на Александра Липецкого управу искать, — буркнул Игнат.
— Та-а-ак, идём отсель! — потащил друга за рукав Кирилл. — Нам здесь больше делать нечего. — Когда немного отошли, зашептал: — Понял, Пантелеймошка? Князь уехал, а среди дружины Рвача нету — значит, тута остался. Сегодня же ночью оглушим его — и в лес!
— Да как же такого вепря за ворота протащишь? — опешил Пантелеймон. — А сколь в его хоромах холопов! Не, вдвоём нам не сладить.
— Пошли! На месте что-нибудь придумаем, — сердито зашипел Кирилл.
Солнце уже уснуло в своём жилище, когда приятели подкрались к хоромам Рвача. Перепрыгнув через забор, услышали доносившийся из дома шум и песни. Прячась в кустах малинника, приблизились к слюдяному окну.
— Погодь, Пантюшка, — шепнул Кирилл. — Погодь, сядь. Я гляну в окно — что там творится? Вроде пируют. Сядь же ты, не светись!
Кирилл кинулся к окну. Через еле просвечивающуюся слюду по движениям фигур он определил, что у Рвача действительно пирушка и она в полном разгаре. Только вот непонятно, в честь чего вздумал Рвач пировать, да ещё когда у князя неприятности.
— А что ему, чужаку, Князевы неприятности? — фыркнул Кирилл и вдруг заметил, что вроде Рвач поднялся из-за стола и в сопровождении какого-то человека направился к выходу.
«Подпёрло, видать, от выпитого зелья, до ветру идут», — подумал Кирилл и метнулся к Пантелеймону в кусты.
— Да рано ж ещё, боярин! — услышали друзья голос хозяина. — Только ведь сели.
— Хватит, — отрезал гость Рвача. — Пойду. Пора.
— Ну тады я тя провожу, по дороге и погутарим. — Рвач оглянулся и рявкнул: — А ты куда прёшь, холоп? Вот ведь клещ! Вечно плетётся в хвосте и что услышит — тут же князю передаёт!
— Да я... — робкий голос. — Я, чтоб на тебя, хозяин, не напали...
— Кто?! — ещё пуще заругался Рвач. — Кто нападёт, холопья твоя морда? Я ж не в Липеце, а в Ворголе! Кто здесь посмеет меня тронуть? Сгинь! Мне с человеком поговорить надо!
Кирилл толкнул Пантелеймона:
— Ты угадал, кто с Рвачом?
— Нет.
— И я нет. Ладно, проводим супостата, пока они не расстанутся, и возьмём его. Пошли вон там, околицей...
Друзья пробежали садом, перепрыгнули через плетень и... насторожили Рвача.
Историческая трилогия липецкого писателя В. М. Душнева посвящена героическим событиям почти восьмисотлетней давности. Тема её в определённом смысле уникальна: те эпизоды прошлого нашего народа отражены в отечественной исторической романистике ранее не были. Первая книга трилогии — «Потомок Святогора» — рассказывает о начале борьбы русичей против произвола татарского баскака Ахмата. Вопреки запрету, наложенному на баскаков ещё Батыем, Ахмат поставил в русских землях две собственные слободы, и в 1283 г., не в силах терпеть долее татарские поборы и грабежи, в граничащих с Диким Полем княжествах вспыхнуло восстание. Книга адресована всем, кто любит историю, кому не безразлично прошлое, а значит и настоящее, и будущее нашей Родины.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина.
Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням.
Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.
В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других.