Ангелы не падают - [17]

Шрифт
Интервал

С Энджи было легко. Было гораздо легче, чем с любой девушкой, искусно вписанной в рамки и законы современного мира. Все было предельно просто: она танцевала на парапете — я наблюдал, она рисовала в своем блокноте — я следил за движениями ее глаз, она смотрела на звезды, тусклые, по сравнению с огнями вывесок — я держал ее за руку. Я держал ее за руку, когда мы висели «под куполом» и исполняли наш номер. Я держал ее за руку, когда она прыгала ко мне с натянутого над сценой каната. Я держал ее за руку, когда мы танцевали и когда выходили на поклон. Я отпускал ее руку, пожалуй, только когда приходилось давать автографы после шоу. И я упустил тот момент, когда по уши влюбился в Энджи Сапковски. Может, это был Хэллоуин с оранжевыми тыквами повсюду, украшенными улицами и ароматом печеных яблок. Может, первый ноябрьский мороз, заставивший девушек натянуть меховые сапожки и сковавший скользкой корочкой перилла пожарных лестниц. А может, первый декабрьский снег.

Это было в начале зимы, в первый понедельник декабря. Мы с Энджи возвращались после репетиции. Нью-Йорк уже погрузился в темные сумерки и провожал нас вдоль тротуара, глядя во все глаза витрин. Вдруг Энджи остановилась и задрала голову к небу. «Снег», — тихо произнесла она. Мягкие пушистые хлопья неспешно падали, кружились в воздухе, как будто земля не разрешала посадку, заходили на новые круги над городом. Едва оказавшись на уровне прохожих, снежинки превращались в маленькие капли воды и, не выдерживая теплоты людского дыхания, испарялись, не долетая до асфальта. Горячий, полный испарений из теплосетей, воздух Нью-Йорка не позволял снежным хлопьям приземлиться, но мы видели их, порхающие в ночном небе, словно мотыльки.

Энджи как всегда была одета не по сезону — в тканевой куртке, слишком легкой даже для теплого ноября. Я снял свою кожаную со стоячим воротником и накинул на плечи Эндж, а потом обнял ее сзади и прижал к себе. Она была хрупкой и беззащитной, куталась в моих руках, хотя совершенно не замерзла.

— Пойдем на крышу! — неожиданно предложила Энджи и потянула меня за собой куда-то в сторону Бруклина.

— Пойдем тогда ко мне! — ответил я, борясь с сильным желанием поцеловать ее.

Мы спустились в подземку и скоро были в моей квартире, на моей крыше. И весь город лежал перед нами. И снег теперь был ближе. И хлопья успевали коснуться бетонного парапета, прежде чем безвозвратно растаять. Энджи скинула мою куртку и по обыкновению рванула к краю крыши, но я остановил ее, схватив за руку. Я притянул ее к себе и поцеловал в губы. Как же мне было наплевать в тот момент на все незыблемые правила театра «Феникс». Да и что бы Грэм Донс сделал нам, двум фаворитам, приносящим ему оглушительный успех. Я поцеловал Энджи Сапковски, самую странную девушку, которую когда-либо знал. Я поцеловал ее, так и не поверив до того момента во все ее истории с ангелами. Мы стояли, соприкоснувшись губами, несколько долгих секунд. Потом я взял ее лицо в свои ладони и снова поцеловал. Но на два своих поцелуя я не получил никакого ответа. Ее губы даже не дрогнули, не разомкнулись, чтобы принять мой порыв. Вместо этого Энджи отстранилась и, посмотрев мне в глаза, сказала:

— Извини, Нил, я должна тебе все объяснить…

Я замер в ожидании. Сердце остановилось на вдохе. Я вспомнил два уродливых шрама на спине этой девочки и содрогнулся в душе от того, что мог услышать их реальную историю.

— Я не могу ответить тебе взаимностью, — объясняла Энджи. — В физическом плане. Ангелы не созданы для этого. Для всего этого, понимаешь, поцелуев, секса… Ты очень хороший человек, Нил, и если бы я была человеком, то, наверное, назвала бы то, что чувствую к тебе, симпатией или любовью… Наверное, я бы тоже хотела поцеловать тебя или… Но не могу… Надеюсь, ты не сердишься…

— Пойдем спать! — перебил я.

Мы устроились как всегда: я — на диване, Энджи — на моей кровати. Больше всего на свете мне тогда хотелось лечь с ней рядом, обнять, зарыться в ее волосы, вдыхать ее нежный аромат. Но вместо этого я лежал и смотрел в потолок.

— Почему ты так со мной, Эндж? — спросил я, не поворачивая головы.

— Ты так и не поверил мне, да? — с нескрываемой грустью ответила она.

— У тебя были мужчины раньше?

Энджи как будто не слышала моего вопроса.

— Я показала тебе самое интимное, что только можно представить, — говорила она. — Свои шрамы, а ты так и не поверил мне. Если тебя не убедили шрамы от крыльев, то ничто не убедит…

— У тебя были мужчины, Энджи? — не унимался я. — Это же простой вопрос.

Я видел боковым зрением, как она села на кровати, закутавшись в одеяло, и закрыла лицо ладонями.

— Не так как ты думаешь, — последовал ответ.

— А как я думаю? Откуда тебе знать, Эндж, что я думаю?

— Я знаю.

— И что?

— Я была с мужчинами, — ответила она. — Мне приходилось. Не каждому я могу рассказать о себе правду. Но у нас все не так, как у людей. Ангелы не созданы для секса. Это удел человеческий, и я могу представить, как для тебя это важно. Но поверь, каждый раз, когда это происходит, мне очень больно, Нил… Я не хотела бы, чтобы так было с тобой…

— А поцелуй? — не унимался я. — Ты что-нибудь чувствуешь? Или тебе тоже больно?


Еще от автора Катя Райт
Отторжение

Главные герои этой книги — подростки. Они проходят через серьезные испытания в жизни, через страх, боль, чувство вины и предательство. Они рассуждают о настоящей смелости, о необходимости вписываться в общество, о поиске себя. Их миры сталкиваются, как планеты, случайно сошедшие с орбит. И в результате этого «большого взрыва» случаются удивительные открытия.


Папа

Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Рекомендуем почитать
Облако памяти

Астролог Аглая встречает в парке Николая Кулагина, чтобы осуществить план, который задумала более тридцати лет назад. Николай попадает под влияние Аглаи и ей остаётся только использовать против него свои знания, но ей мешает неизвестный шантажист, у которого собственные планы на Николая. Алиса встречает мужчину своей мечты Сергея, но вопреки всем «знакам», собственными стараниями, они навсегда остаются зафиксированными в стадии перехода зарождающихся отношений на следующий уровень.


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…


Белый отсвет снега. Товла

Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.