Ангелополис - [53]

– Трудно сказать, выжимает он из них масло или проращивает растения. Не следует забывать, что Валко выращивает те же самые семена, которые растил Ной перед потопом, a Ной – как вам известно – прожил почти тысячу лет. Невозможно сказать, какие питательные вещества содержат растения и к каким врачебным эффектам приводит их употребление, но ясно, что Валко использовал их для собственной выгоды.

– А вам не приходило в голову, что он мог уже найти формулу зелья Ноя? – спросила Вера.

Азов вздохнул, словно бы уже не раз продумывал такой вопрос.

– Дело в том, что в мастерской Рафаэля Валко могло произойти все, что угодно. Именно он в тридцать девятом году обнаружил местонахождение тюрьмы Хранителей. Именно он организовывал и поддерживал сопротивление Общества во время Второй мировой войны. Доктор Рафаэль Валко не из тех, кто может оставить что-либо на волю случая. Я не сомневаюсь в одном: что бы он ни делал, к делу своему исследователь подходит с удивительным упорством и преуспеет там, где потерпят неудачу другие.

– A вы не опасаетесь того, что однажды подниметесь наверх и не застанете его в живых? – спросила Вера.

– Ни в коей мере, – проговорил Азов. – Но я ни капли не сомневаюсь в том, что старец даст нам от ворот поворот, когда мы окажемся наверху. Нет никаких гарантий в том, что он поможет с зельем. Хотя ученый связан с Обществом самыми различными неофициальными каналами – в том числе через меня, – с ангелологией он расстался не один десяток лет назад. Думаю, он не захочет предоставить нам валкин – даже для чего-то столь манящего, как загадочное средство Ноя.

Вера гнала машину вперед, в предгорья Родопских гор. И если сама она стремилась добраться до Смоляна как можно скорее, рельеф работал против нее. Они поднимались все выше, дороги прорезали все более крутые склоны. Подчас автомобиль пробирался под нависшими скалами с одной стороны и отвесным обрывом с другой. Варварина заставляла себя не смотреть на обрывы, разверзавшиеся в угольной тьме, – любой неправильный поворот мог закончиться катастрофой. Даже в дневном свете, когда женщина могла предвидеть узкие повороты, езда была бы крайне сложной. Поэтому она ехала медленно.

Когда они перевалили через гребень, внедорожник вдруг попал в море лунного света. Полная луна освещала сбегавшие вниз по склону березы, дубы и сосны. Дорога ныряла вниз в ущелья, прорезанные потоками лунного сияния, поднималась к деревням на горных вершинах и вновь спускалась по узким ущельям. Вере стало казаться, что они пробираются по причудливому лабиринту и путь этот ведет в никуда. После нескольких часов дороги они добрались до самой высокой вершины хребта: Вера не видела над собой ничего, кроме темного звездного полога. Городок Смолян притаился где-то внизу, в густой темноте.

Старик распорядился, чтобы гостья свернула на темную, усыпанную гравием дорогу, крутившую и вилявшую вниз по склону. Наконец они заметили небольшую православную церковку. Рядом стояла часовая башня, ее кованый циферблат высился над деревней. Было уже почти три часа ночи. По указанию Азова Вера продолжила спуск мимо древних укреплений, оказавшись в итоге на обсаженной вечнозелеными деревьями площади. Дама выключила мотор. Пассажиры почувствовали прилив надежды. Раз уж они пробились к Валко, то невероятная, немыслимая удача не оставит их.

– Итак, приехали, – объявил ученый. – Будем надеяться, что Рафаэль согласится принять нас.

Транссибирский экспресс, между Кировом и Пермью

Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Бруно посмотрел в окно. Звездный свет дробился мириадами снежинок. Стук вагонных колес мягким стаккато внедрялся в сознание. Ангелолог попытался представить себе тысячи и тысячи миль, отделяющих его от тихоокеанского побережья, вечную мерзлоту и древние леса, торфяные болота, суровые в своей безупречной чистоте горы. Составу предстояло преодолеть девять тысяч километров между Москвой и Пекином. Ландшафт за окном казался таким чуждым, таким невероятно далеким от только что оставленной современной России, что ему казалось, будто он способен представить далекое время Романовых, с его дворцовыми балами, санями, охотами и полками элегантных конных солдат. На этих колоссальных просторах можно навсегда сокрыть немыслимые тайны, и, вероятно, некоторые из них спрятал сам Распутин.

Повернувшись, Бруно посмотрел на Верлена, бледного, взлохмаченного, заметно сгорбившегося. Несмотря на то что сотворенные врачом чудеса вернули раненому физическое здоровье, психологические последствия электрического удара произвели на него ужасный и неизгладимый эффект. Бруно не мог не испытывать сочувствия к ученику. За последние несколько часов его чувства переменились от гнева на собственную браваду – ему следовало хорошенько подумать, прежде чем отпускать Верлена одного в погоню за Эно, – до облегчения от того, что его самый многообещающий охотник остался в живых. Бруно был настолько благодарен судьбе, что просто не мог сердиться на Верлена за факт сокрытия подвески.

В купе привезли столик с кофе и чаем. Ангелолог пытался крепко держать в руке свою фарфоровую чашку, пока официант разливал чай, но блюдце дрогнуло, и горячая жидкость пролилась на джинсы. Когда чашка, наконец, наполнилась, Бруно вдохнул аромат свежезаваренного черного чая и попытался неспешно разобрать все, что говорила Надя перед нападением крылатых тварей. Обдумывая подробности, босс решил, что совершенно неясно, что делать с таким артефактом и как отнестись к словам старой женщины. Надя даже не старалась извлечь из распутинского альбома заключенную в нем информацию. Он казался ей дошедшим из прошлого курьезом. Теперь ангелологам предстоит понять, что подразумевал Распутин своей цветочной аранжировкой.