Ангелочек. Время любить - [179]

. Английский врач Джон Лэнгдон Даун назвал этот синдром монголоидным идиотизмом, поскольку больные имели внешнее сходство с народами Монголии[31].

— Что с ней? — заволновалась мать.

— Мне страшно произносить это вслух, мадам.

— В моей родной деревне, в Леране, был мальчишка, родившийся дурачком. Он так и не научился говорить. Он только смеялся. Рот у него всегда был открыт. Прошлой зимой родители похоронили бедняжку. У него был порок сердца. Скажите, а моя дочь, она не дурочка?

— Мадам, надо проконсультироваться с врачом. Я не специалист в этой области. Сколько вам лет?

— Сорок три. Не слишком подходящий возраст, чтобы рожать, но мы с мужем были так счастливы! Я хотела иметь дочурку. О, Пресвятая Дева! Что он подумает, мой муж?

Смущенная Анжелина гладила младенца по темным волосам. Она искала слова поддержки, чтобы хоть как-то утешить опечаленную пациентку, плакавшую горючими слезами.

— Беда не приходит одна… — прошептала женщина. — Нам пришлось уехать из Лавелане, потому что Робер потерял работу на фабрике по изготовлению роговых гребней. Нам сказали, что здесь требуются рабочие на крупную бумажную фабрику. И вот мы покинули дом, где прожили десять лет, и приехали сюда.

— А где вы будете ночевать сегодня?

— Мы устроимся — натянем холст над повозкой, вот и кров. Мы уже две ночи спим под открытым небом. Робер решил продать осла, наше славное животное.

— Не удивительно, что ваш ребенок так стремительно появился на свет. Весьма неосмотрительно трястись в повозке на таком большом сроке. Мадам, сегодня вы будете спать на хорошей кровати, ваш сын и муж тоже. На втором этаже у меня есть комната для пациенток. Для вашего мальчика мы поставим там походную кровать. Вам нужно отдохнуть и съесть чего-нибудь горячего.

— Но у нас нет ни одного су! Чем мы вам за все это заплатим?

— Вы мои гости. Завтра я попрошу доктора Бюффардо, которому доверяю, осмотреть вашу дочурку. Он сумеет поставить диагноз. Пока же не стоит волноваться. Давайте познакомимся. Как вас зовут?

— Ирена. Мадемуазель, от всей души благодарю вас! Вы такая добрая, такая щедрая! А как ваше имя?

— Анжелина.

— Анжелина… Это имя так подходит вам! Вы такая же красивая и нежная, как ангел.

— Вы льстите мне. Я не лучше других. Прошу вас, не плачьте. У меня в сундуке лежат детские вещи. Мы запеленаем малышку, а затем я сообщу вашему мужу о том, что вы согласились остаться здесь.

— Объясните ему, ну, насчет малышки…

— Это мой долг, и я его исполню. А вы отдыхайте.

Анжелина решительным шагом вышла из диспансера и, озаряемая лучами солнца, направилась к мужчине, который пристально смотрел на нее. Он ни на мгновение не мог заподозрить, насколько ей было тяжело, как она страшилась сообщить ему плохую весть. Но он все понял по ее большим фиолетовым глазам.

— Господи Иисусе! Какие-нибудь неприятности? — дрожащим голосом спросил он.

— Ваша супруга чувствует себя хорошо, дочь тоже. Но я думаю, что этот ребенок… ребенок отличается от других детей. Возможно, у нее монголизм.

— И что? Плевать! Мы все сделаны из разного теста. Это моя малышка, и я хочу видеть ее и поцеловать. Нам ее послал добрый Боженька, и мы будем любить ее такой, какая она есть.

— В таком случае идите и поцелуйте их обеих! — воскликнула Анжелина.

Анжелина сквозь слезы смотрела, как мужчина устремился к диспансеру. Тут на ее плечо легка мужская рука. Это был Луиджи.

— Я дал перекусить этому восьмилетнему крепышу, который все время дразнил Спасителя. Он разговаривает с Розеттой, поглощая все твои запасы сыра. Им негде ночевать. Мы могли бы приютить их, как ты думаешь?

Акробат улыбался. Его темные глаза были полны сочувствия. И вдруг Анжелина расцвела.

— Ты, ты! Ты тот, кто должен жить вместе со мной, ты тот, кем я буду всегда гордиться! Я буду с гордостью называть себя твоей супругой, Луиджи! Спасибо, спасибо!

Анжелина обвила его шею руками, опьянев от счастья, напитанного ароматами рая. Для нее сейчас не имел значения союз их тел, который рано или поздно они скрепят. Ей был важен лишь крепкий союз их душ. Их родственных душ.

Глава 18 Золотая осень

Сен-Лизье, улица Мобек, в тот же день, поздним вечером

Приближалась полночь. Анжелина и Луиджи лежали на кровати молодой женщины, которая, прижавшись к плечу своего жениха, подробно рассказывала ему о своем визите в мануарий Лезажей. Слабый свет свечи падал на стены, выкрашенные в охровый цвет, старый деревянный сундук, потемневший от времени, небольшой угловой камин и массивный шкаф, сколоченный отцом Адриены Лубе несколько десятков лет назад.

— Так значит, Гильем пристрастился к гашишу. — Акробат вздохнул. — И ты этим объясняешь его странное поведение? Возможно, ты права. Надо спросить у доктора. Признаюсь тебе, я никогда не встречал мужчин, курящих гашиш, даже в Барселоне. Впрочем, я не был близок ни к светскому обществу, ни к аристократическим кругам.

— Я заглянула в словарь Жерсанды, когда ходила за одеялами для наших гостей. В общем, он курит индийскую коноплю. На Востоке ее называют травой факиров. Она вызывает причудливые видения, человек становится как бы невменяемым.

— Таким образом, несчастный случай произошел не по твоей вине, — успокоил Анжелину Луиджи.