Ангелочек. Дыхание утренней зари - [8]

– Ты насмехаешься надо мной?

– Конечно же нет. Я восхищена тем, как быстро ты нашел общий язык с этими людьми. Подумать только, они ведь кровные родственники Блеза Сегена, этого мерзкого убийцы!

Они какое-то время молчали, вспоминая неприятный отрезок их общего прошлого, когда Анжелина безосновательно подозревала Луиджи в убийстве нескольких невинных девушек.

– Но можно ли быть уверенными, что они не передумают? – спросила она.

– Мы пойдем к нотариусу, и там они подпишут документ, подтверждающий их согласие доверить воспитание Бруно Жаке Албани и Жану Бонзонам до его совершеннолетия. Разумеется, мы не упомянем о том, что я им за это заплатил.

Довольный собой, Луиджи плутовато усмехнулся. Его черные глаза блестели от радости. Анжелина всегда восхищалась супругом, но сейчас он показался ей просто-таки неотразимым.

– Ты – прирожденный дипломат, – прошептала она, прижимаясь к его плечу. – Спасибо тебе! Но ты только подумай, как много в жизни зависит от случая… Вчера вечером ты решил остановиться на ночь в той гостинице в Эрсе и тебе пришлось меня уговаривать заехать в Бьер через перевал Сарайе и навестить дядю и тетю. Я упиралась, потому что хотела как можно скорее оказаться дома, в Сен-Лизье. И если бы я не уступила твоим уговорам, моя любимая тетушка сейчас была бы в отчаянии!

– И дядя Жан тоже. Как бы он ни храбрился, я уверен, он боится потерять Бруно. Мальчик стал ему родным. Он вырастит его как сына, привьет ему свои принципы, сделает его настоящим мужчиной. Я это понял, как только увидел, как он держит Бруно на руках, – словно уже им гордится!

– Ты тоже станешь лучшим в мире отцом для нашего будущего малыша! И для Анри тоже, – мечтательно проговорила Анжелина.

– Постараюсь оправдать твои ожидания, – просто ответил Луиджи.

Молодая женщина не обратила внимания на тревожную нотку в его голосе. Дилижанс как раз въехал в деревню Лакур. До местечка Сен-Лизье оставались считаные километры.

Сен-Лизье, в доме на улице Нобль, около пяти часов пополудни

Анжелина любовалась родным городком. Лучи заходящего солнца золотили каскады крыш, длинный фасад старинного епископского дворца, церковь с колокольней над главным входом, зубчатую башню собора. Каждая деталь этого мирного пейзажа заставляла ее сердце биться быстрее, как бывает при встрече с дорогим другом.

– Наконец-то! – вздохнула она, крепче сжимая руку Луиджи. – Мне кажется, что со времени нашего отъезда прошли годы. Как я люблю тебя, мой край!

Молодые люди присели отдохнуть на насыпи у дороги, которая вела к рыночной площади. Еще несколько минут – и они будут на улице Нобль.

– Почему ты плачешь? – тихо спросил Луиджи, заметив, что жена смахивает слезинку.

– Я так рада, что мы вернулись, но у меня нехорошее предчувствие. Что, если Анри нас совсем забыл?

– Если так, то он очень быстро вспомнит. Не стоит тревожиться без повода, а тем более плакать!

– Я стала более восприимчивой, это правда, но потому, что ношу нашего малыша. А ведь я не сказала, что беременна, ни дядюшке, ни тете. У меня просто не было времени, а жаль…

– Напиши им письмо.

Луиджи приобнял жену и, чтобы ее успокоить, легонько чмокнул в лоб.

– Вечером, когда мы соберемся за ужином, приготовленным нашей добрейшей Октавией, все забудется – и твоя беспричинная грусть, и месяцы разлуки, – пообещал он.

Через несколько минут молодая супружеская чета уже была на площади с фонтаном. Там царило привычное для предвечернего времени оживление. На террасе таверны мсье Серена́, за столиками под аркадой из серого камня собралось местное общество. Оттуда доносился ровный гул голосов, нарушаемый одиночными громкими возгласами. Две женщины возвращались из общественной прачечной, толкая перед собой нагруженные мокрым бельем тачки. Устроившийся у стены собора точильщик острил косу, а ее владелец стоял рядом и задумчиво наблюдал за процессом. Дополняло знакомую картину воркование сидящих тут и там голубей и несколько праздношатающихся горожан.

– Ничего не изменилось, – проговорила Анжелина.

– А что могло измениться? – спросил Луиджи, скрывая под насмешливым тоном собственное волнение.

И вдруг к мирной картине, развернувшейся у них перед глазами, добавилась новая деталь. Из переулка выскочила гора белой шерсти и с отрывистым лаем бросилась к молодой чете. За ней спешили девушка и мальчик.

– Крестная! – воскликнул маленький Анри.

– Мадемуазель Энджи! – восторженно вторила ему Розетта.

Белый пес раньше остальных добежал до цели. Обезумев от радости, он встал на задние лапы, поставил передние хозяйке на плечи и, поскуливая и подвывая, принялся лизать ей лицо.

– Тише, Спаситель, тише! – приговаривала Анжелина, но утихомирить собаку было не так-то просто.

– На ручки! Крестная, возьми меня на ручки! – прыгал вокруг них маленький Анри.

Луиджи схватил собаку за ошейник и, поглаживая ее по голове, оттянул от Анжелины. Молодая женщина тут же подхватила мальчика и крепко его обняла. Закрыв глаза от счастья, она стала целовать его в лоб и щеки. От сына приятно пахло мылом и чистой одеждой. Его русые волосы, к которым она приникла губами, показались ей нежнее розовых лепестков.