Ангелика - [80]
Оставалось только завидовать легкости его обхождения и — что в особенности касается Гарри — его способности очаровывать женщин любого возраста. — Маленькая Принцесса Тюльпанов должна ускользнуть от эльфов, — сказал он.
— В скором времени Ангелика приступит к обучению в школьном заведении, — вмешался Джозеф, выдав тираду напыщенную и несуразную на слух и взрослого и ребенка. — Ей сразу преподадут латынь.
— Ах, твой отец жесток! — Гарри перестал играть и скрестил руки.
— Правда? Ты жесток, папочка?
— Заставлять столь прелестное дитя одолевать тернистые склонения и терпеть многотрудные падежи! О, сколь прискорбные увечья нанес мне в свое время препротивный аблатив! Обрекать милую девочку на такой груд — разве это дело?
— Гарри, довольно. Доктор Делакорт потешается, дитя, только и всего. — Вопреки обстоятельствам завидное подчас легкомыслие Гарри потерпело крах. — Нора, передай своей госпоже, что мы приходили и ушли, жестоко огорчившись ее необъясненным отсутствием.
— Чудесная девочка, Джо, — сказал Гарри, смахивая с Джозефа налет раздражения. Они выбрались обратно под дождь. — Точный портрет матери, не так ли?
Без сомнения, она являла собой маленькую копию красоты Констанс — маленькую и неоспоримо более цветущую; она воспроизводила красоту, коей Констанс могла похвастать, пока не повредилась многократно о неумолимое материнство. Сходство било под дых: ребенок все более напоминал добычу, из коей высосал все соки.
Они прогуливались, невзирая на дождь и сгущающийся туман, и Джозеф дивился тому, до чего просто Гарри завоевал внимание, уважение, смех Ангелики. Напрягши память, Джозеф припомнил разве что три случая, когда он сходным образом воздействовал на ребенка.
— Остановимся на секунду, — сказал он, воодушевившись витриной таксидермиста. («Превосходно, — согласился Гарри. — Я как раз имел в виду добыть льва».) Джозеф глубокомысленно приобрел распластанную и обрамленную бабочку, роскошный образчик голубого с белой каймой самца Polyommatus icarus,[17] что определенно напомнит Ангелике об одном из тех редких случаев, когда (всего только прошлым летом) отец казался ей лучшим из товарищей.
— Думаю, Гас с удовольствием испытал бы голубого красавца огнем, — сказал Гарри.
Покойный отец Джозефа был столь же обаятелен и прыток. Джозеф изумлялся тому, что заметил сходство только сейчас; между тем они поймали кэб, дабы отправиться на ужин и затем на бокс. Внешние обстоятельства, само собой, разнились: отец Джозефа был все-таки чужак, итальянец, неизменно носивший фамилию Бар тоне (укороченную лишь для его англорожденного сына); юношей он приехал в Англию представлять интересы своего отца, влюбился в английскую розу и не возвратился домой, даже овдовев.
— Первейший проблеск твоей матери, Джо, был невыносимо чарующ для очей смертного, — поведал Карло Бартоне одиннадцатилетнему сыну в комнате, что сделалась ныне гостиной всецело Констанс. — Она была богиней, коя более чем стоила моей ссылки. Я был преступно, пагубно очарован. — Он возжег сигару, поглядел на скромный живописный портрет матери Джозефа на конторке, полускрытый краснокожей подставкой для перьев. — Она носила цветы в волосах, и когда она увидела меня, глаза ее распахнулись, и она меня не отпустила. Меня ждали дома, в Милане. То было выше моих сил. Понимаешь, когда мужчины смотрят на женщин, они пронзают их взглядом. На званом вечере либо и театре мужчина держит глазами свою жертву. Но взгляд женщин всего лишь скользит, никогда не замирая. Исключая проституток, разумеется, взгляд женщин скользит и ранит нас мимоходом. Но твоя мать… ее глаза остановились и удержали меня.
Осознание сходства Гарри и отца окрасило всю трапезу Джозефа. Каждое замечание Гарри оборачивалось словами, кои мог произнести отец: и беспечно вброшенная идея, и легковесная шутка, и бухгалтерская оценка мелькнувшей женской фигуры. Джозеф казался менее сыном своего отца, нежели его друг.
Затем, не прошло и двух часов, Джозефа осенило вдруг странное чувство. В павильоне, где шло представление, иллюзорное безмолвие коснулось его своей дланью: безмолвие, кое вырывалось из зрительских глоток, безмолвие, коим звенел левый кулак Кру, подцепляющий и крошащий челюсть Пикетта, безмолвие, предлагаемое разносчиками, девушками-табачницами и просто девушками, безмолвие, заглушившее все и вся на затяжной миг, что длился ровно столько, чтобы Джозеф смог узреть себя как бы издали, будто изучал работу скульптора, и отметить изумление при виде себя самого, ожидавшего внимательного взгляда: он держал в руке пиво, стоял в обычной своей позе и неотвратимо напоминал отца. Он мог быть самим стариком, что чуть скривился влево, уперев локоть руки для выпивки в запястье сигарной руки. Облик его отца проявился до последней мелочи, включая угол, под каковым лицо было обращено к предмету внимания (не слишком прямой), и преувеличенный размах скрещенных ног. В отцовском случае поза сия несла в себе агрессивное предуведомление, но у Джозефа она была неосмысленной подделкой, переросшей в привычку. В отрочестве Джозеф перенимал жестовый ассортимент Карло Бартоне, однако до сей поры не замечал, что упражнялся в нем по сей день, и ныне имитация вошла в его плоть и кровь. Призрак отца населил члены Джозефа, ибо тот вошел в возраст, коего достиг перед смертью отец.
1922 год. Мир едва оправился от Великой войны. Египтология процветает. Говард Хартер находит гробницу Тутанхамона. По следу скандального британского исследователя Ральфа Трилипуша идет австралийский детектив, убежденный, что египтолог на исходе войны был повинен в двойном убийстве. Трилипуш, переводчик порнографических стихов апокрифического египетского царя Атум-хаду, ищет его усыпальницу в песках. Экспедиция упрямого одиночки по извилистым тропам исторических проекций стоит жизни и счастья многих людей. Но ни один из них так и не узнает правды.
1990 год, Восточная Европа, только что рухнула Берлинская стена. Остроумные бездельники, изгои, рисковые бизнесмены и неприкаянные интеллектуалы опасливо просачиваются в неизведанные дебри стран бывшего Восточного блока на ходу обрывая ошметки Железного занавеса, желая стать свидетелями нового Возрождения. Кто победил в Холодной войне? Кто выиграл битву идеологий? Что делать молодости среди изувеченных обломков сомнительной старины? История вечно больной отчаянной Венгрии переплетается с историей болезненно здоровой бодрой Америки, и дитя их союза — бесплодная пустота, «золотая молодежь» нового столетия, которая привычно подменяет иронию равнодушием.
1601 год. Королева Елизавета I умирает, не оставив наследника. Главный кандидат на престол — король Шотландии Яков VI, но есть одна проблема. Шпионы королевы — закаленные долгими религиозными войнами — опасаются, что Яков не тот, за кого себя выдает. Он утверждает, что верен протестантизму, но, возможно, втайне исповедует католицизм, и в таком случае сорок лет страданий будут напрасны, что грозит новым кровопролитием. Время уходит, а Лондон сталкивается с практически невозможным вопросом: как проверить, во что по-настоящему верит Яков? И тогда шпион королевы Джеффри Беллок находит способ, как проникнуть в душу будущего короля.
«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к „совместному имуществу супругов“»…Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе.
В блистательном продолжении мирового бестселлера «Алиенист» Калеб Карр вновь сводит вместе знакомых героев — Ласло Крайцлера и его друзей — и пускает их по следу преступника, зловещего, как сама тьма. Человека, для которого не осталось уже ничего святого.
XIX век на исходе. Нью-Йорк, уже ставший вселенским Вавилоном, потрясен чередой неслыханных доселе зверств. В городских трущобах убивают детей, и увечья, которые наносят им, от раза к разу все изощреннее. Исполняется некий кровавый ритуал, а полиция не способна решить эту жуткую загадку. Будущий президент США Теодор Рузвельт собирает группу специалистов, для которых криминальные расследования — дело такое же новое, как и для профессиональных детективов. Так на сиену выходят выдающийся психолог-алиенист Ласло Крайцлер, репортер уголовной хроники газеты «Таймс» Джон Скайлер Мур, первая» истории женщина-полицейский Сара Говард и детективы сержанты братья Айзексоны — сторонники нетрадиционных методов ведения следствия.
Таинственной мумии – 33 века. У нее смяты ребра, сломаны руки, изрезаны ноги, а между бедер покоится мужской череп. Кто была эта загадочная женщина? Почему ее пытали? Что означают рисунки на ее гробе? И почему она так похожа на Нефертити?..Блистательный медицинский иллюстратор Кейт Маккиннон, в которой пробуждается «генетическая память», и рентгенолог Максвелл Кавано, египтологи-любители, вместе отправляются в далекое прошлое на «машине времени» современных технологий – чтобы распутать клубок интриг и пролить свет на загадку, что древнее самих пирамид.