Ангел во плоти - [52]

Сначала я понял, что мне холодно, затем пришел звук бормочущего и, иногда переходящего на подвывания и вскрики, голоса. Сквозь чуть приоткрытые веки и жуткую боль в голове я разглядел блики каких-то сполохов и черные тени вокруг меня. Было такое впечатление, что я лежал голый на полу. Попытавшись пошевелить рукой, я понял, что крепко привязан. Я снова прикрыл глаза и попытался вникнуть в неразборчивую речь над моей головой. Понять все тарабарщине было почти невозможно, но даже нескольких слов было достаточно, чтобы сообразить, что мне на этой «веселой» вечеринке отводили роль отнюдь не посаженного жениха, а скорее посаженного на вертел барашка.

Пары сумасшедших выкриков типа: «хозяин мира» и «повелитель тьмы» - хватило, чтобы понять, к кому была обращена эта истерическая молитва. Еще до меня дошло, что этому сумасшедшему пастору, то ли во сне, то ли под наркозом сбрендилось, что ему хозяин послал жертву для обряда. Судя по неласковому обхождению, этой жертвой был я. Я лежал, слушал это истерическое бормотание и думал думу горькую.

Попытки упрекнуть себя ни к чему не привели: то ли доводов не хватило, то ли любовь к себе не позволила, но дальше мысли: «Эх, напрасно я Федю не слушал!» - самокритика не двинулась. Тогда я попробовал разработать план уже не раз проверенного очковтирательства, но связанные руки и ноги все время сбивали мысли на путь саможаления, и в голову не лезло ничего кроме занудного: «Какой же я бедный страдалец за людей, за веру, за Родину, за Сталина…» - это я, правда, лишнего хватил – наверно друзья сатанисты навеяли не те мысли.

Прямо посреди этих важных рассуждений, мой относительный покой был весьма невежливо нарушен – я почувствовал, как мою грудь что-то обожгло. Открыв глаза, я с ужасом увидел склонившуюся надо мной тень в черном балахоне, поливающую мои нежные и голые телеса воском от большой горящей свечи.

Судя по ощущениям, этот тип пытался нарисовать таким образом на мне пентограмму. Но не от этого волосы на моей битой голове были готовы встать дыбом или поседеть, и не делали этого только потому, что запутались, в каком порядке это должно происходить. Я понял, что воск – это только что-то вроде эпиляции или опаливания цыпленка перед разделкой тушки, так как в другой руке этот черненький незнакомец держал кинжал, и в остроте этого кинжала, как и намерениях слуги дьявола, у меня не возникало никаких сомнений.

И тут, в приступе неконтролируемой паники свершилось что-то странное. Ну это бывает, когда наешься неосмотрительно гороху, а потом на торжественный прием… только вежливый поклон даме или, чего хуже, начальнику отвесишь, а тут сзади как… я думаю, эта ситуация многим знакома. Вот и со мной такой нежданчик приключился, только вместо поклона был испуг, а вместо гороха меня загодя накормили хорошей затрещиной. И вырвалось у меня не сзади, а… сам не знаю откуда. Но вырвалось крепко, да при этом как рвануло!

Кто знает химию, тому не надо объяснять, что пока водка и алкоголик находятся далеко друг от друга, ничего не происходит, а вот когда они соединяться, то возникает бурная реакция с выделением шумовых, двигательных и ароматических эффектов извержения большого количества побочных продуктов. Вот и здесь то, что неосмотрительно из меня вылезло, среагировало с тем, что было вокруг. А вокруг, сами понимаете, были сплошь противоположно заряженные элементы.

Только значительно позже и в совсем других местах я немного разобрался, что там произошло. По всей вероятности, моя неугомонная ангельская составляющая, при возникновении реальной угрозы телу и полного панического коллапса, не нашла ничего более умного, как бесконтрольно выпереть из-под защиты Женькиного тела, причем, совершенно не сообразуясь с опасностью обстановки. И вылезла она не просто так, а с диким приказом всем сразу: «Отпустить меня и убраться куда подальше!» И понятно, что самая бурная реакция произошла с их главным адептом, который как раз и был ближе всего ко мне, да еще и пугал меня ножичком.

Стыдно признаться, но, кажется, я его послал слишком сильно и слишком далеко, так что тот от своих инфернальных хозяев не вернулся, а его тело осталось вести растительный образ жизни в какой-то из психлечебниц. С остальными получилось полегче: они просто стали ползать на коленях, с причитаниями и плачем отвязывая мои конечности. Куда они потом разбежались, осталось невыясненным, но надеюсь, поклонения владыке тьмы они забросили. Так что можно было сказать, что они обошлись строгим ангельским выговором. Но все это я смог узнать много позже, а пока…

***

…Я нашел себя бредущим по совершенно незнакомой улице и без каких-либо признаков одежды на себе, если не считать странного креста из черного дерева. Странность его была в том, что у него была подставка с обратной стороны, так что если на нее поставить крест, то он оказывался перевернутым. В голове моей была только одна-единственная мысль, даже не мысль, а почти истерическая потребность: «Нужно немедленно его уничтожить!».

В связи с чем она возникла, я затруднялся сказать, так как затруднялся сказать даже как меня зовут. К счастью на улице никого не было, и никто не удосуживался меня о чем-либо спрашивать. Но не мог же я вечно идти без одежды по неизвестно какой местности? До меня начало слабо доходить, что, кажется, нужно стесняться голого вида и, вроде как, это неприлично. Так что, заметив какое-то движение за одной из околиц, я поспешил к калитке, хоть и бедного, но вполне опрятного палисадника, за которым находился столь же опрятный деревянный домик.