Сюзанна откинулась на спинку стула, в тесной библиотечной кабинке, и закрыла глаза.
Католические священники практически ничего не зарабатывали. Никто не стал бы работать католическим священником, ради того чтобы разбогатеть. И все же, если это был тот же Маркус Стернс, то для того, чтобы стать священником, он должен был отказаться от огромного наследства и титула, хоть и незначительного, в среде британской знати. Верилось в такое с трудом. Тем не менее, существовала и такая возможность.
- Отец Стернс, - прошептала Сюзанна, - кто же ты, черт возьми, такой?
* * *
Когда Нора проснулась на следующее утро, на ее шее больше не было ошейника, а постель была пуста. Выбравшись из-под одеяла, она уничтожила все доказательства своего присутствия - сменила простыни на кровати на прежние белые, спрятала свечи и удостоверилась, что в доме нет и малейшего запаха женщины – от ванной и до кухни. После, достав кошелек, Нора выписала чек для Оуэна Перри на фонд школы. Она знала, что Сорен найдет способ передать деньги для семьи Перри, утаив тот факт, что они были от нее. Никто не возражал против того, что Оуэн постоянно был рядом с ней на воскресных мессах, приклеившийся как банный лист, милый и невинный ребенок. Но все же... у нее была слишком нехорошая репутация.
Положив чек на стол Сорена, Нора застонала, увидев, что он оставил ей еще одну записку. В этот раз та была в запечатанном конверте, а на внешней стороне конверта были слова «Не открывать до получения дальнейших инструкций».
- Садист, - заворчала Нора и сунула конверт в сумочку.
Достав ключи, Сатерлин заодно проверила время на мобильном телефоне. На экране высветилось одно новое текстовое сообщение.
«Поспеши, - говорилось в нем. - Мой член ждет не дождется, чтобы тебя увидеть. С любовью, Гриффин».
Нора написала в ответ: Тогда, я, пожалуй, выберу живописный маршрут.
С тяжестью на сердце Нора покинула дом Сорена и направилась к своей машине. Забравшись внутрь и бросив рядом свои вещи, она завела двигатель.
Гриффин... Прошло уже больше полутора лет с тех пор, как они были вместе. Последний раз, наверное, был в Майами в пляжном домике его родителей. Тогда, она солгала Уесли, сказав, что должна быть на презентации книги в другом книжном магазинчике, хотя все, чего ей хотелось в тот момент, так это сбежать от неодобрительных взглядов ее соседа на парочку дней, чтобы заняться нескончаемым извращенным и грязным сексом. Ее желание исполнилось. Она, скорее всего, продолжала бы видеться с Гриффином и после возвращения к Сорену, но даже терпение Сорена не было бесконечным, когда дело касалось молодого и частенько нахального Гриффина Фиске. Для Сорена садо-мазохизм был таким же нужным, как вода или воздух – чтобы продолжать существовать. Для Гриффина же садо-мазохизм был игрой, в которую он игрался так часто, насколько это вообще было возможно для человека.
Нора вспомнила свою последнюю ночь с Гриффином в пляжном домике. Они отправились в клуб и привели домой какого-то безумно горячего португальского парня по имени Матео или Матеус... как-то так. Его интересовали би-отношения, и к своему двадцать первому году он все еще никогда не был с другим парнем и не занимался извращенным сексом. Сначала Нора поимела его, следующим был Гриффин. А затем они трахали его вместе. На следующее утро парень упал на колени, умоляя взять его с ними в Нью-Йорк.
Внезапно, Нора поймала себя на том, что ухмыляется, как идиотка. Они с Гриффином были замечательной командой.
Заведя двигатель, Нора поставила песни BeastieBoys, вырулила с парковки и нажала на газ.
К черту живописный маршрут.
* * *
Не важно, где бы он ни засыпал накануне – на диване в гостиной, на маленькой кровати в бабушкином доме, или на своей кровати в доме мамы – ему всегда казалось, что он снова лежит на больничной койке, стоило только открыть глаза.
Микаэль помнил сухость во рту, когда он, наконец, проснулся, помнил, что его губы ощущались, словно листы наждачной бумаги. В носу была трубка, и провода обвивали его руки. Он боялся пошевелить руками, боялся, что они откажутся двигаться.
Парень открыл глаза и мучительно заморгал. Возле окна больничной палаты стоял человек в черном и смотрел вниз на вертолетную площадку. Была глубокая ночь, и единственный свет в комнате исходил от системы жизнеобеспечения, пищащей и жужжащей в темноте.
- Отец С?
Чтобы прохрипеть это, Микаэлю пришлось собрать все свои силы.
Его священник отвернулся от окна и подошел к кровати. Глядя на Микаэля сверху вниз, он улыбался, и в его улыбке парень мог видеть только прощение.
- Твоя мать здесь, Микаэль, - голос священника был таким же тихим, как и окружившая их ночь. – Сейчас она с твоим отцом и доктором. Мне ее позвать?
Микаэль покачал головой. Он не был готов увидеть свою семью, не был уверен, что вообще когда-нибудь сможет посмотреть на них.
- Я…, - начал он и немного закашлялся. - Я попаду в ад?
Отец С протянул руку и положил ее на лоб Микаэля.
- Нет, - сказал он так просто и с такой убежденностью в голосе, что парень сразу же ему поверил.
Микаэль смотрел на лицо священника. Он восхищался Отцом С с того самого момента, как его семья начала посещать Пресвятое Сердце. Он все бы отдал, чтобы обладать его уверенностью и спокойствием.
