Ангел и убийца. Микрочастица мозга, изменившая медицину - [14]

Не то чтобы она сама не добилась никаких успехов. За последние десять лет Кэти почувствовала некоторое улучшение своего состояния. Сотни часов терапевтических бесед и огромное количество антидепрессантов и пищевых добавок помогли ей. У нее бывали хорошие дни и даже месяцы. Иногда она чувствовала себя настолько хорошо, что могла работать волонтером в школе.

– В такие дни я стараюсь насытиться впечатлениями: работаю над художественным проектом с сыном или дочерью, помогаю лепить динозавров из глины, слушаю детский смех.

Глубоко внутри Кэти чувствует, что она способна жить такой жизнью.

– Но я просто не знаю, что еще можно попробовать, – сказала она с самоуничижительным вздохом. Она признавала, что десятилетие тяжких усилий принесло свои плоды. – Это позволило мне подняться на десять футов из сорокафутового колодца, но это не значит, что я выбралась из него. Я невольно задумываюсь о том, что происходит в моем мозге, и задаюсь вопросом: если я исчерпала все лекарственные и психологические способы, какие только могла найти, то как мне выбраться из этой бездны?

В ее глазах стоят слезы, и она почти сердито вытирает их, чтобы они не потекли по щекам. Я вспоминаю слова Ван Гога[29], когда он описывал свою депрессию в письме своему брату: «Чувствуешь себя так, как будто лежишь на дне глубокого, темного колодца, связанный по рукам и ногам и совершенно беспомощный».

Ужас, у которого нет имени

Страдающим от психических расстройств всегда было чрезвычайно трудно, почти невозможно объяснить глубину их мучений тем, кто никогда не испытывал ничего подобного. Обстоятельство, что врачи в целом понимали душевные муки с биологической точки зрения, почти не облегчало положения.

Слово «меланхолия» впервые появилось в английском языке в 1303 году[30]. В средневековую эпоху считалось, что ее причиной является избыток черной желчи, – некой жидкости, якобы вырабатываемой организмом. В XIX веке врачи Викторианской эпохи стали называть повышенную тревогу и депрессию «неврастенией» у мужчин и «истерией» у женщин. Неврастения сопровождалась физическими болями и страданиями. Истерия характеризовалась эксцентричным, театральным, беспокойным и нервозным поведением. Лучшим лекарством от этих недугов[31] считался отдых и покой, при котором пациент избегал любых физических или умственных нагрузок.

В конце XIX века меланхолию часто называли «мозговой горячкой», когда человек просто не мог нормально существовать из-за нервозности или в результате травмирующего события[32].

Немногим более ста лет назад швейцарский психиатр[33] из больницы Джонса Хопкинса ввел термин «депрессия». Определение прижилось, хотя, как написал Уильям Стайрон в своих мемуарах 1990 года[34] «Зримая тьма»: «”депрессия” выглядит слишком расплывчатым термином для такого тяжкого расстройства… не выявляет его коварную природу и, в силу свей пресности, не создает впечатления чудовищной интенсивности этого недуга, когда он выходит из-под контроля».

Уже в то время, когда Кэти училась в университете, тревога и депрессия считались нейрохимическими расстройствами, тесно связанными с функциями серотонина и дофамина. Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, такие как прозак, паксил, золофт и лексапро пользовались невероятной популярностью. Лечение вращалось вокруг правильного выбора препаратов для возмещения биохимического дефицита в мозге конкретного пациента. Тогда мозг превратился в лабораторию для благонамеренных психиатрических экспериментов с поиском «лекарственного коктейля», который лучше всего поможет пациенту. При необходимости добавлялись другие лекарства, компенсирующие побочное действие антидепрессантов и стабилизаторов настроения: хроническую усталость, ожирение, спутанность мышления.

В 2013 году Томас Инсель, который тогда был директором Национального института психического здоровья (NIMH), объявил о смене общего направления клинического подхода к лечению тревожных расстройств, депрессии и других расстройств настроения. Он утверждал, что благодаря прогрессу неврологии стало ясно, что психические расстройства имеют биологическую природу[35] и возникают в результате нарушения организации сетей мозга и нейронной структуры. Согласно новой политике NIMH главной целью клиницистов был поиск нейронных неполадок, стоявших за психическими расстройствами. Исследования ясно показывали, что при многих расстройствах мозговой функции определенные нейронные связи оказывались разрушенными или соединенными неправильным образом. Некоторые синапсы не функционировали, а другие проявляли чрезмерную активность[36].

Увы, предложенное видение будущего психиатрии не слишком помогло пациентам. Никто не понимал, каким образом при таких заболеваниях, как депрессия, тревожные расстройства, обсессивно-компульсивное расстройство и биполярное расстройство, нейронная архитектура мозга претерпела столь резкие изменения.

Изолированный пациент

Я спросила Кэти, какую поддержку она, мать-одиночка, получала от членов своей большой семьи.

– Они помогали вам?

Кэти улыбнулась, но уголки ее губ оставались опущенными.

– Члены моей семьи не рассматривали проблемы с психикой как нечто оправданное и имеющее право существовать, – пояснила она. – Если я говорила с ними о тревоге или депрессии, они считали, что я драматизирую.