Ангел Габриеля - [47]

— Минутку! — Гейб схватил ее за руку и вывел в коридор. Он почувствовал мягкое золото незамысловатого обручального кольца на пальце ее руки. Она по-прежнему его Лора, думал он, переплетя свои пальцы с ее пальцами. Ему достаточно было посмотреть в ее глаза, чтобы увидеть это.

— Я должна приготовить Майкла, — пробормотала Лора и попыталась ускользнуть от него.

— Ты ждешь от меня извинений за то, что ничто человеческое мне не чуждо и я ревнив?

Ее лицо стало неподвижным, взгляд лишенным какого-либо выражения.

— Я надела это платье не для того, чтобы привлекать других мужчин. Просто оно мне понравилось, и мне показалось, что оно мне идет!

Гейб поднес руку к ее лицу и смачно выругался, когда она отшатнулась.

— Посмотри на меня! Нет, черт возьми, не на него, а на меня!

Она вскинула на него взгляд.

— Помни, кто я, Лора! И запомни раз и навсегда: я не потерплю, чтобы каждое мое настроение, каждое мое слово сравнивали с чьими-нибудь еще!

— Я стараюсь этого не делать.

— Может быть, стараешься, но все же делаешь!

— Ты хочешь, чтобы я за одну ночь перевернула всю свою жизнь? Я не смогу.

— Нет, — Гейб снова провел большим пальцем по кольцу. — Я и не думаю, что ты это сможешь. Но ты должна запомнить, что я часть твоей новой жизни, а не старой!

— Ты совершенно не похож на него. — Ее рука начинала расслабляться в его руке. — Я это знаю. Полагаю, иногда легче ожидать худшего, нежели надеяться на лучшее!

— Я не обещаю тебе лучшего.

Нет, он не будет давать обещаний, которых не сможет сдержать. В этом и состояло его преимущество.

— А ты крепче держи меня! Я хочу быть как можно ближе к тебе!

Когда его руки обвились вокруг нее, Гейб прижал ее щеку к плечу черного вечернего пиджака, от него исходил его запах, и от этого напряжение полностью исчезло.

— Полагаю, я тоже ревнива!

— Вот как?

Лора улыбнулась, немного отодвинулась и посмотрела ему в лицо.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь!

— Правда? — В его тоне прозвучали одновременно удовольствие и удивление.

— Я никогда не видела тебя в вечернем костюме. — Она провела пальцем по черному лацкану, выделявшемуся на фоне крахмальной белой рубашки. — Как Хитклифф в смокинге!

Гейб засмеялся и обхватил ее лицо руками.

— Что творится в твоей головке, ангел? Там нет героя!

— Ты ошибаешься! — Взгляд ее был очень торжествен, очень серьезен.

— Ты моя. — Он пожал плечами, но Лора крепко прижимала его. — Пожалуйста, хоть на этот раз позволь мне сказать это, не отмахивайся.

Он провел пальцем по ее носу.

— Не ожидай, что я долго буду ходить в железной броне. Давай родим ребенка! Моя мама не простит тебе, если ты опоздаешь.

Гейб не был героем. Вернее сказать, он, безусловно, не был удобен в качестве героя.

Когда кто-то видит в вас что-то героическое, вы неизменно их разочаровываете. Они ожидали от вас правильных ответов, ключа к замку, света в темноте.

Вот Майкл видел в нем героя. И конечно, он разочаровал своего брата.

Майкл любил такие приемы, думал Гейб, потягивая шампанское. Он любил смех, людей и сплетни. Майкл беззастенчиво любил слухи и всевозможную молву.

Люди привязывались к нему сразу же, едва познакомившись. Он был общительным, забавным и таким же приветливым в общении с незнакомыми, как и с друзьями. Майкл был героем, оказывал услуги, всегда охотно приходил на помощь, не считая деньги, или просто морально поддерживал людей в их начинаниях.

И все же, полагал Гейб, была в нем какая-то вспыльчивость и грубость, мешавшая ему быть по-настоящему хорошим.

Господи, как же ему все-таки не хватало брата, иногда невыносимо.

Здесь были люди, знавшие Майкла, поднимавшие с ним бокал, болтавшие с ним о том о сем.

Вероятно, от этого еще тяжелее было сегодня находиться в доме их родителей, в доме, где они с братом выросли, где у них было столько общего, и знать, что Майкл больше никогда не войдет в эту комнату.

Но жизнь тем не менее продолжается. Одна страница жизни закрыта, открывается другая. Гейб посмотрел в противоположный конец комнаты, где Лора стояла и беседовала с его отцом.

Он влюбился в нее где-то между мгновением, когда она опустила окно пострадавшей машины, и тем мгновением, когда она положила ему на руки новорожденного младенца. Любовь возвестила о себе не барабанами и вспышками, а тихим, успокаивающим шепотом.

Если существуют ангелы, один из них послал ему Лору, когда он больше всего в ней нуждался.

Она была благодарна ему и вполне готова подарить ему любовь и нежность в ответ на то, что он ей дал. Иногда он верил, что на сегодня достаточно, а дальше они будут вместе.

Затем наступили иные времена.

Он хотел схватить ее, снова и снова требовать, чтобы она смотрела на него, увидела, кто он такой, что он чувствует. Чтобы она забыла о том, что с ней случилось, и верила в то, что происходит сейчас. Он хотел стереть, как стирал с холста, все, что произошло прежде, все, отчего туманился ее взгляд, все, что заставляло ее колебаться хотя бы доли секунды перед тем, как улыбнуться.

Но он знал лучше, чем большинство людей, что, пытаясь выбросить что-то из жизни человека, ты обкрадываешь его. Все, что случилось с Лорой, и плохое, и хорошее, сделало ее той, кем она стала, женщиной, которую он любит.