Ангел Габриеля - [100]

— Мне так не кажется, — возразил Христофор, не оборачиваясь.

Петр вздохнул:

— Насилию нет оправдания.

— Это так.

— И я так понимаю, в ваших отношениях с Габриелем вы недостаточно… осознали границы, переходить которые недопустимо. Фактически вы недостаточно уяснили, какую роль должны играть для других членов группы.

— Я понимаю, что вы думаете по этому поводу.

Петр повернулся к Христофору. Изумленно поднял брови, широко раскрывая глаза с тяжелыми веками, — еще никогда его нерешительный коллега-психотерапевт не видел у Петра такого живого взгляда.

— Эти границы… — вздохнул Христофор. — Они не всегда помогают.

— Без них начинается путаница.

— Иногда с путаницы все и начинается. И границы ее не останавливают. Они просто создают впечатление, будто мы что-то контролируем.

— Это наивная точка зрения. Самое главное то, что нарушены правила, и ты сам это знаешь.

— Не мною одним.

Петр поглядел разочарованно, и Христофор едва ли не задрожал от стыда. Петр кротко положил руку на плечо Христофору и прошептал:

— Мне жаль. — Он встал. — Через час у озера состоится общее собрание.

Он пристально посмотрел на своего старого друга Христофора, ожидая, что тот ответит, но Христофор решил, что ему нечего сказать.

Он понимал, что, если посмотреть на случившееся под определенным углом, во всем виноват он сам. Проявил мало веры. Не захотел просто делать свою работу. Психотерапевт выступает посредником, все, что он должен, — не мешать психотерапевтическому процессу, пропускать эмоции через себя, но не выказывать собственных чувств. Он не сумел этого сделать. Он понимал, что вмешался в жизнь смертных и, что еще хуже, позволил втянуть себя в конфликт с Клемитиусом, усугубляя положение этих смертных.

«Если бы я ничего не делал, если бы смог увидеть то, что Клемитиус называет целостной картиной, — рассуждал он, — то Габриель, возможно, все еще цеплялся бы за жизнь, а Элли продолжала бы цепляться за Габриеля». Клемитиус не вышел бы за рамки своих полномочий, если бы Христофор не дал ему повода.

Христофор медленно кивнул. Это его вина, и отвечать за случившееся будет он.

Петр повернулся и медленно пошел к двери.

— Петр, — позвал Христофор тихо, — я сожалею.

— Правда?

Христофор повернулся и посмотрел на старика у двери. Сойдя с правильного пути, он породил цепь событий, а это последнее дело для ангела. Но лгать все равно не имело смысла. Он покачал головой:

— На самом деле нет.

Христофор снова посмотрел на экран и подумал о Габриеле, о том Габриеле, который лежал на больничной койке, когда пришла Элли, а Кевин, одетый медбратом, стоял рядом.

— Откуда нам знать, — произнес он нерешительно, не отрывая глаз от Габриеля на экране и надеясь, что Петр еще не открыл дверь, — что мы по-прежнему творим добро?

52

Кевин не нуждался в дополнительных стимулах, однако Клемитиус все равно решил лишний раз мотивировать его.

— Неисповедимы пути Господни, — протянул ангел, словно произнося заклинание, — и бывают случаи, когда ему могут услужить лишь люди, обладающие особыми навыками.

Габриель, рассудил Клемитиус, не взаимодействует с группой должным образом, и, хотя этот человек убедил Христофора, что лучший способ помочь ему исправиться — показать жизнь, в которой он более не принимает участия, Клемитиус лучше знал, что ему поможет.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поспособствовали его смерти, — проговорил Клемитиус будничным тоном, когда Кевин остался за столом в одиночестве. — Вы смогли бы это сделать, если бы вернулись на землю?

— Само собой, — ответил Кевин и прикусил язык, чтобы не добавить: «С удовольствием». Но это действительно доставило бы ему удовольствие.

— Этим вечером вы просто ляжете в постель и проснетесь в больнице. Остальное на ваше усмотрение, — пояснил Клемитиус.

Возвращение к жизни не показалось ему странным. На самом деле Кевин никогда не вживался в окружающую его реальность настолько, чтобы ее радикальное изменение могло показаться ему неестественным. Он шагал по больничным коридорам и думал о том, не окажется ли это убийство особенно легким, если совершается в искупление. Возможно, когда-нибудь работа над совершенными в жизни ошибками, которые не нравятся ангелам, позволит ему не только спастись от ада, но и попасть в рай?

Конечно, он старался не думать об этом слишком много, чтобы о его мыслях не узнал всеведущий Бог. Но он вообще не слишком много думал.

Он знал, что, если кто-то из постоянного медперсонала застанет его в палате, его непременно спросят, что он там делает, и поэтому дождался подходящего момента. В середине дня — то есть в то самое время, которое он сам назначил, когда Клемитиус спросил, в котором часу лучше всего «исполнить поручение», — на дежурство в больнице заступала новая смена. И палаты в отделении оставались практически без присмотра, там находились только санитарка и медсестра-практикантка. Кевин дождался, когда они обе повели кого-то из больных в туалет, и проскользнул в палату Габриеля.

Он ничего не чувствовал, глядя на человека, лежащего на кровати. Землистое, ничего не выражающее лицо. Кожа у Габриеля блестела так, будто медсестры, не в силах сделать для него что-то еще, наводили на него глянец, словно на какое-нибудь наливное яблоко. Сперва Кевин подумал, не задушить ли недруга подушкой. Ему нравилась эта идея, потому что тогда он ощутил бы, как та жизнь, которая еще оставалась в Габриеле, утекает буквально у него между пальцами. Однако он напомнил себе, что все-таки, несмотря на то что мертв, пока еще профессионал.