Ангел Экстерминатус - [53]

— Пертурабо со своим легионом присоединился к нам, и его солдаты пойдут на штурм адских врат, дабы привести нас к апофеозу, о котором шепчут в глубинах варпа, — сказал Фулгрим, и воины восхищенно закричали, срывая горло. Фулгрим купался в лучах их обожания, упивался их любовью, снисходительно улыбаясь, но эта снисходительность относилась не к ним.

Примарх поднял руки к голове и коснулся кончиками пальцев кожи под отметинами на висках: одна была от входной раны, вторая осталась после того, как Фабий вытащил иглу из его головы.

— Хотя за помощь моего брата пришлось заплатить, — сказал Фулгрим, победно улыбаясь. — Мне пришлось позволить нашим врагам выстрелить мне в голову, чтобы у него не осталось сомнений. Ах, к каким же грубым ухищрениям мы вынуждены прибегать, чтобы заманивать в свои сети наивных глупцов.

Дети Императора взревели, однако Люций странным образом не чувствовал желания присоединяться к ликованию, словно планы Фулгрима не были важны.

— А когда Пертурабо поймет, что вы ему солгали? Что тогда?

Люций поискал источник голоса и пораженно понял, что источником был он сам.

Слова без его ведома слетели с губ, и пульс волнующе ускорился, словно ему прямо в сердце вкололи дозу адреналина. Он услышал, как окружавшие его легионеры пораженно вздохнули, и едва устоял перед искушением достать мечи. Казалось, слова кто-то вложил ему в голову, и те вырвались по собственной воле.

— Люций, — промурлыкал Фулгрим. — И опять эти ехидные замечания, и опять ты крадешь у меня всеобщее внимание.

— Повелитель, — сказал Люций. — Я не знаю…

— А я возлагал на тебя такие надежды, — сказал Фулгрим, спускаясь по разбитым ступеням постамента.

Люций понимал, что пойти на Фулгрима с мечом — значило умереть, но желание обнажить клинки было почти нестерпимо.

— Я не знаю, почему это произнес, повелитель, — сказал Люций.

— Тихо, Люций, все в порядке. Я знаю, — ответил Фулгрим.

Правда?

— Я знаю о своем легионе все, Люций. Всегда это помни. Забудешь — и последствия будут суровы. Верно, Эйдолон?

Сначала Люцию показалось, что он ослышался. Имя, которое примарх только что произнес, не могло прозвучать. Должно быть, Фулгрим присвоил имя покойного лорда-коммандера кому-то другому.

— Узрите Воскресшего! — воскликнул Фулгрим, скидывая капюшон с закутанного существа, вошедшего вместе с Фабием. По Гелиополису пронесся коллективный вздох изумления, когда глазам предстало изуродованное, с вытянутой челюстью, лицо воина, которого считали павшим от руки самого примарха.

Лорд-коммандер Эйдолон сбросил плащ, представ перед всеми в броне, блестящей и раскрашенной в немыслимые цвета. С его наплечников свисала грубая ткань, нанизанная на шипы проволоки, и тяжелый молот висел на ремнях, перекинутых через грудь. Идеально ровная линия еще не зажившего шва пересекала шею.

Его кожа была цвета старого пергамента, а глаза — черные и стеклянные, мертвые, как у куклы. Он прохромал к Люцию, и безгубая ухмылка сделала неестественно широкий рот еще шире. При виде ходячего мертвеца по коже Люция, охваченного одновременно отвращением и восторгом, побежали мурашки.

— Удивлен встрече, мечник? — пробулькал Эйдолон.

— Я видел, как ты умер, — ответил тот. — Я пил вино, смешанное с твоей кровью и ликвором.

— Однако я жив.

Люций засмеялся в ответ.

— Это жизнь? Ты едва ходишь, и если я решу обнажить меч, я зарублю тебя прежде, чем ты успеешь достать свой здоровенный молот.

— Мне теперь не нужен молот, чтобы убивать ничтожеств вроде тебя, — сказал Эйдолон. — Теперь я способен на такое…

Последние слова не успели еще слететь с губ Эйдолона, как Люций обнажил оба меча и, скрестив их, опустил на плечи лорда-коммандера.

— На этот раз я отрежу тебе голову окончательно, — сказал Люций.

— Тише, сыны мои, — сказал Фулгрим, с явным удовольствием наблюдая за воссоединением старых врагов. — Эйдолон жив, потому что я так хочу. Ему предстоит сыграть роль в постройке Города Зеркал и проконтролировать, чтобы тот отвечал всем моим требованиям. А теперь убери мечи.

Люций кивнул, крутанул мечи и вложил их в ножны на бедрах. Вперед вышел Фабий:

— Моими стараниями к лорду-коммандеру вскоре вернется сила, которой он обладал раньше, и даже сверх того. Молись, мечник, чтобы я однажды я сделал для тебя то же самое.

Люций засмеялся в лицо апотекарию:

— Не сотрясай впустую воздух, Фабий. Никто меня не убьет, не в этой жизни. Смелости не достанет.

— Достанет, — сказал Фулгрим, знающе подмигнув. — Однажды у кого-нибудь достанет, но как и Эйдолон, ты восстанешь вновь, мой возлюбленный сын. Хотя твое возрождение будет, полагаю, приятнее. По крайней мере, для тебя.

Так и не наступавшая смерть и таинственное предсказание Фулгрима придали Люцию храбрости, и он, проигнорировав злобный взгляд Эйдолона, сказал:

— Тогда я повторю вопрос, повелитель. Что будет, когда Пертурабо узнает, что вы ему солгали?

Фулгрим вышел в центр Гелиополиса, под ядовитый свет из жуткого ока варп-шторма. Он раскинул руки, и драконья чешуя и вороньи перья взметнулись, как могучие крылья, под порывом ветра из ниоткуда.

— Когда мой недалекий брат осознает правду, для него будет уже слишком поздно, — сказал Фулгрим, и бледный свет спадал по нему, как змеиная кожа. — К тому времени камень-маугетар выполнит свою функцию, и я получу, что мне нужно. И Ангел Экстерминатус возродится из пламени.