Ангел Экстерминатус - [42]

Оказалось, что кузнецы войны из Трезубца уже ждут его. Они кружили по периметру, установленному механическими стражами, словно быки-гроксы, оберегающие телящуюся самку. Рядом стояли и Дети Императора — так коршуны следят за стадом, когда от него отобьется самый слабый. Воины Фулгрима держались с предельным напряжением: им не терпелось узнать, что с их примархом, но они не хотели вызвать гнев Железных Воинов и стражей Пертурабо.

Вперед выступил воин в богато украшенном доспехе катафракта, увешанном гирляндами костей и с кусками кожи, натянутыми на пластины брони. Лицо воина изуродовали страшные ожоги, которые до конца так и не зажили — в том числе из-за неправильного лечения. Мутные белесые глаза с неестественно яркими розовыми сосудами сочились вязкой жидкостью, и эти «слезы» стекали по неровностям шрамов.

— Кто ты? — спросил Пертурабо.

— Юлий Кесорон, первый капитан. Фениксиец…?

— Он жив. Примарха не может убить какой-то жалкий бандит с ружьем, который толком не умеет стрелять.

— Позвольте нам его увидеть, — попросил Кесорон и уже двинулся к своему примарху, когда Пертурабо положил руку ему на грудь:

— Не вынуждай меня применять силу.

— Но он наш примарх, — запротестовал воин.

— А еще он мой брат, — отрезал Пертурабо.

Белесые глаза Кесорона быстро осмотрели самые верхние ярусы Талиакрона, но невозможно было понять, о чем воин думает.

— Вот она, хваленая предусмотрительность Железных Воинов, — сказал он наконец, и Пертурабо захотелось разбить ему голову Сокрушителем наковален за такое высокомерие. — Этого не должно было случиться.

— Не должно было, — согласился Пертурабо, сдерживая гнев. — И не случилось бы, не возжелай Фулгрим театрального представления. В этом случае даже воины Вальдора не смогли бы защитить его.

Кесорон уже собрался возразить, но Пертурабо не дал ему сказать:

— Пока ты ничем не можешь помочь своему примарху. Займись лучше тем, кто совершил покушение: выследи его и убей.

— Охота уже началась, — ответил Кесорон. — У одиночки, решившегося на такую гнусность, нет никаких шансов. Он не уйдет и на полкилометра от здания, как его схватят.

— А если нет?

— Даже если каким-то чудом он скроется от поисковых отрядов, с планеты он выбраться не сможет и никак не обойдет корабли на орбите.

Пертурабо обдумал это предположение и обнаружил в нем слабые места.

— Я бы согласился, если бы у вашего флота было хоть какое-то подобие боевого построения.

В ответ на это Кесорон ощетинился и сжал кулаки, что не ускользнуло от внимания Пертурабо.

— Хочешь умереть, человечек? Или, присягнув Хорусу, легион моего брата разом и одичал, и поглупел?

— Хорусу мы не присягали, — рявкнул Кесорон.

Пертурабо был потрясен, но не стал задавать дальнейших вопросов, вместо этого отметив про себя возможные последствия этого признания.

— Тогда учти вот что, Юлий Кесорон, первый капитан. Это моя планета и мой театр, ты же — просто досадная помеха. Еще раз подвернешься под руку, и я действительно тебя убью.

Кесорон отошел назад с виноватым видом, хотя при этом казалось, что угроза смерти вызвала в нем приятное возбуждение.

Не обращая больше на него внимание, Пертурабо вновь оглядел верхние ряды амфитеатра и остановился взглядом на том месте, откуда стрелял ассасин. Хорошая позиция, все основные входы и выходы легко просматриваются. Много тени, обеспечивающей маскировку, и удобный путь отхода в глубине здания. Для снайпера, кем бы он ни был, лучше места не найти.

Внезапно Пертурабо понял, что ненавидит Талиакрон. Теперь величие театра посрамлено, и своей изначальной цели он не послужит. Очередное творение Пертурабо, задуманное как произведение искусства, было изуродовано теми, кого он когда-то любил. Неужели все, что он создает ради красоты, обречено, едва родившись?

Пертурабо обернулся навстречу «Лэнд рейдеру», который въехал в Талиакрон через главные врата. Пурпурно-золотая машина Детей Императора заняла всю сцену, расколов треками каменные плиты. На орудиях, украшенных филигранью и резным орнаментом, виднелись яркие пятна крови и прочих выделений человеческого организма. С мясницких крюков, установленных на верхних щитках гусениц, свисали железные цепи, а на них — гирлянда шлемов астартес. Железные Руки, Саламандры и Гвардия Ворона, но Пертурабо также заметил шлем, когда-то принадлежавший Пожирателю Миров, и дыхательную маску кого-то из Гвардии Смерти. Даже если в коллекции Фулгрима и был шлем Железного Воина, ему хватило благоразумия не хвастаться таким трофеем.

Роботы Железного Круга выпрямились и разомкнули щиты, возвращая их в походное положение у себя на боках. Фулгрим, окруженный боевыми машинами, предстал триумфатором, победившим смерть. Он готовился к мученической кончине, но вместо этого был возрожден, хотя на лице его все еще оставались следы крови.

— Брат, — заговорил он и шагнул к Пертурабо с распростертыми объятиями. — Это чудо.

— Ты выжил, — Пертурабо покачал головой.

Фулгрим поднял руку, в которой был зажат длинный осколок. Острие тонкого куска стали, запятнанного красным, расплющилось и согнулось.

— Едва, — уточнил Фулгрим. — Фабию стоило огромных трудов извлечь этот осколок. Он вошел под таким тупым углом, что не проник внутрь, а прошел под теменной костью и остановился на противоположной стороне.