Ангел для сестры - [14]

– Кейт выглядит отлично, – солгал я, потому что мы уже давно не говорили друг другу правду.

– Не забудь пожелать им спокойной ночи, перед тем как уйдешь, – напомнила Сара и начала собирать лекарства, которые Кейт принимает перед сном.

Сегодня ночью тихо. У недели есть свой ритм: сумасшедшие ночи по пятницам и субботам и скучища по воскресеньям и понедельникам. Я уже мог сказать, что это будет одна из тех ночей, когда я могу устроиться на ночь и уснуть.

– Папа? – Люк на крыше открылся, и появилась Анна. – Рэд сказал мне, что ты здесь наверху.

Я замер – было десять часов вечера.

– Что случилось?

– Ничего. Просто… мне хотелось тебя навестить.

Когда дети были маленькими, Сара часто оставалась с ними здесь. Они играли в отсеках между огромными пожарными машинами, они засыпали наверху в моей койке. Иногда, если было тепло, Сара приносила старое одеяло, мы расстилали его на крыше, ложились, дети укладывались между нами и смотрели, как наступает ночь.

– Мама знает, где ты?

– Она уснула. – Анна на цыпочках пересекла крышу. Она всегда боялась высоты, а здесь только невысокий парапет по краю. Прищурившись, она наклонилась к телескопу. – Что ты видишь?

– Вегу, – ответил я и внимательно посмотрел на Анну, чего давно не делал. Она уже не та худышка, какой была. Ее тело начало приобретать округлость. Даже в движениях – в том, как она убрала прядь волос с лица или посмотрела в телескоп, – была неуловимая грация взрослой женщины.

– Ты хотела о чем-то поговорить?

Она закусила нижнюю губу и опустила голову.

– Может, лучше ты поговоришь со мной? – предложила она.

Я усадил ее на свою куртку и указал на звезды. Я рассказывал, что Вега – это часть Лиры – лиры, принадлежащей Орфею. Я не очень люблю легенды, но помню те, которые связаны с созвездиями. Я рассказывал ей об этом сыне Солнца, чья музыка очаровывала зверей и размягчала камни. О человеке, который любил свою жену Эвридику так сильно, что не позволил Смерти забрать ее.

Когда я закончил, мы лежали на спине.

– Можно, я останусь здесь с тобой? – попросила Анна.

Я поцеловал ее в макушку:

– Конечно.

– Папа, – прошептала Анна, когда я уже думал, что она уснула. – А это сработало?

Я не сразу понял, что она имеет в виду Орфея и Эвридику.

– Нет, – признался я.

Анна шумно вздохнула.

– Сказки, – сказала она.

Вторник

Моя свеча о двух концах горящих

К утру не доживет, сгорит в ночи,

Но для друзей и для врагов отважно

Развеет тьму огонь моей свечи.

Эдна Сент-Винсент Миллай. «Несколько фигур из Тистля»

Анна

Раньше я представляла себе, что в этой семье я только временно и скоро у меня будет другая, настоящая. В это было очень легко поверить: Кейт – вылитый портрет папы, Джесси – вылитый портрет мамы, а я – комбинация из оставшихся рецессивных генов. Когда в больничной столовой я жевала «прорезиненный» картофель фри и ела красное желе, то всегда оглядывала соседние столики в надежде увидеть своих настоящих родителей. Я воображала себе, как они заплачут от счастья, оттого что я нашлась, и отвезут меня в наш замок в Монако или в Румынии. Дадут мне горничную, пахнущую свежими простынями, собственного ретривера и отдельную телефонную линию. Самое смешное, что первым человеком, с которым я поделилась бы радостью, была бы Кейт.

Три раза в неделю у Кейт были двухчасовые сеансы диализа. У нее стоял катетер, который выглядел так же, как и капельница, и даже был вставлен на то же место в ее груди. К нему подключали аппарат, выполняющий работу ее почки. Кровь Кейт (если совсем точно, то моя кровь) выходила из ее тела через одну иглу, очищалась и опять возвращалась в тело через другую иглу. Она говорила, что это не больно. Чаще было просто скучно. Кейт обычно брала с собой книгу или свой CD-плеер с наушниками. Иногда мы играли.

– Выйди в холл и расскажи мне потом о первом красивом парне, которого встретишь, – давала мне задание Кейт. Или: – Незаметно подкрадись к вахтеру, который висит в Интернете, и посмотри, какие картинки с голыми девками он скачивает.

Когда она была прикована к кровати, я становилась ее глазами и ушами.

Сегодня она читала журнал «Allure».[7] Интересно, знает ли она, что у девушек-моделей в платьях с вырезом в форме буквы V вырез заканчивается как раз в том месте, где у нее стоит катетер?

– А вот это интересно, – вдруг громко объявила мама, показывая буклет «Вы и ваша новая почка», который сняла со стенда в коридоре.

– Вы знали, что старую почку оставляют на месте? К ней просто цепляют новую.

– Кошмар, – сказала Кейт. – Представляете, патологоанатом проводит вскрытие и видит три почки вместо двух.

– Я думаю, пересадку органов делают как раз для того, чтобы вскрытие в ближайшее время не проводилось, – ответила мама. Эта почка, о которой она говорила, в данный момент жила в моем теле.

Я тоже читала тот буклет.

Операция, когда у человека берут почку, считается сравнительно безопасным хирургическим вмешательством. Наверное, автор буклета просто сравнивал ее с чем-то вроде пересадки сердца или легкого или с удалением опухоли головного мозга. Мне кажется, безопасное хирургическое вмешательство – это когда сидишь у врача в кабинете, находишься в полном сознании и вся процедура занимает не более пяти минут, – например, если удаляют тебе бородавку или сверлят зуб. К тому же, когда отдаешь свою почку, с вечера нельзя ничего есть и нужно принимать слабительное. Потом делают наркоз, который может сопровождаться такими побочными явлениями, как инфаркт, сердечный приступ, проблемы с легкими. Да и четырехчасовая операция – это не прогулка в парке. Кроме того, существует один шанс из трех тысяч умереть на операционном столе. Если же вы не умрете, то проведете в больнице от четырех до семи дней, а для полного выздоровления потребуется четыре-шесть недель. И это не говоря о таких отдаленных последствиях, как риск развития гипертонии, осложнений при беременности, а также воздержание от деятельности, во время которой можно повредить единственную почку.