Ангел для сестры - [117]

Шрифт
Интервал

– Анна, – произнес я, видя, что она все еще в шоке стоит рядом со мной. – У тебя получилось.

Джулия первой подошла к нам, перегнулась через ограждение и обняла Анну.

– Ты была очень смелой. – Потом улыбнулась мне. – И ты тоже.

Но после этого Анна отошла в сторону и оказалась прямо перед своими родителями. Их разделял всего шаг – и бесконечность времени и тепла. До этого момента я не замечал, что начал считать Анну старше ее биологического возраста. Сейчас она стояла, боясь поднять глаза.

– Эй! – воскликнул Брайан, раскинул руки и крепко обнял дочь. – Все в порядке.

К ним присоединилась Сара, обняв обоих. Они превратились в команду участников игры, правила которой им еще предстояло придумать.

Анна

Быть видимой надоедает. Дождь стал еще сильнее, если такое вообще было возможно. Перед моими глазами мелькнула картинка, где ливень так барабанил по машине, что она начала корежиться, как пустая жестяная банка из-под колы, и мне стало трудно дышать. Я не сразу поняла, что паршивая погода или скрытая клаустрофобия не имеет ничего общего с причиной этого ощущения, просто мое горло стало в два раза уже, а слезы лились и лились, поэтому, что бы я ни делала, сил требовалось гораздо больше.

Уже целый час я была свободна от своих родителей в медицинских вопросах. Кемпбелл сказал, что дождь – это Божий дар, потому что он прогнал репортеров. Возможно, они найдут меня в больнице, а может, и нет. Но когда я буду со своей семьей, все это станет уже неважно. Мои родители уехали раньше, а нам нужно было еще оформить кучу дурацких бумаг. Кемпбелл предложил подбросить меня, когда все закончится, что было очень мило с его стороны. Особенно если учесть, что больше всего на свете ему хотелось остаться наедине с Джулией. Они думали, что это их тайна, но они ошибались. Интересно, что делает Судья, когда они вдвоем? Чувствует ли он себя забытым?

– Кемпбелл? – спросила я, отвлекшись от своих мыслей. – Как вы думаете, что мне следует делать?

Он не стал делать вид, будто не понимает, о чем я.

– Я только что выиграл очень сложный процесс, чтобы у тебя было право выбора, поэтому не стану ничего говорить тебе.

– Прекрасно, – сказала я, вжимаясь в кресло. – Я даже не знаю, кто я на самом деле.

– Я знаю, кто ты. Ты девочка, которая лучше всех в штате Провиденс чистит дверные ручки. Ты умная, любишь крекеры, ненавидишь математику и…

Было даже приятно наблюдать, как Кемпбелл пытается заполнить все пробелы.

– …тебе нравятся мальчики? – закончил он, но это был вопрос.

– Некоторые из них ничего, – согласилась я, – скорее всего, вырастут и станут такими, как вы.

Он улыбнулся:

– Боже сохрани.

– А что вы теперь будете делать?

Кемпбелл пожал плечами.

– Мне теперь придется взяться за дело с хорошим гонораром.

– Значит, вы так и будете поддерживать Джулию?

– Да, – засмеялся он. – Что-то в этом роде.

Стало тихо, и я слышала только звук работающих стеклоочистителей. Я села на свои руки.

– То, что вы сказали на суде… вы вправду думаете, что я буду удивительной через десять лет?

– Что, Анна Фитцджеральд, напрашиваетесь на комплименты?

– Забудьте, что я сказала.

Он посмотрел на меня.

– Да, я так думаю. Я думаю, что ты будешь разбивать мужские сердца, или заниматься живописью на Монмартре, или станешь пилотом, или будешь ходить в экспедиции. – Он помолчал. – А может, все сразу.

Было время, когда я, как и Кейт, хотела стать балериной. Но с тех пор все поменялось тысячу раз. Я хотела стать астронавтом. Я хотела стать палеонтологом. Я хотела работать на подпевках у Ареты Франклин, быть членом кабинета министров, рейнджером в национальном парке Йелоустоун. Теперь же в зависимости от настроения мне хочется быть микрохирургом, поэтом или охотником за привидениями.

Не меняется только одно.

– Через десять лет, – произнесла я, – я хочу быть сестрой Кейт.

Брайан

Мой пейджер запищал, когда у Кейт начался очередной курс диализа. Автомобильная авария с пострадавшими.

– Я нужен там, – бросил я Саре. – Вы справитесь?

Машина скорой помощи ехала на угол Эдди и Фонтанной, этот перекресток был опасным, особенно в такую погоду. Когда я приехал, полицейские уже оградили место происшествия. Две машины столкнулись лоб в лоб с такой силой, что превратились в сплошную груду покореженного металла. С грузовиком все было более-менее нормально, а вот легкий «БМВ» согнулся, как улыбка, вокруг его кабины. Я вышел из машины под проливной дождь и подошел к первому попавшемуся полицейскому.

– Трое раненых, – сообщил он. – Один уже на пути в больницу.

Я увидел, как Рэд работает инструментами, пытаясь достать пострадавшего.

– Что у тебя там? – спросил я, перекрикивая вой сирен.

Первый водитель вылетел через лобовое стекло, – прокричал он в ответ. – Цезарь отвез его в больницу. Вторая машина скорой помощи уже едет. Здесь, насколько мне видно, еще два человека, но обе двери превратились в гармошку.

– Я посмотрю, может, получится залезть через грузовик. – Я начал пробираться по скользкому металлу и битому стеклу. Моя нога провалилась в дырку, которую я не заметил. Выругавшись, я попытался выбраться, потом осторожно забрался в кабину грузовика. Похоже, что водитель перелетел через «БМВ». Вся передняя часть «форда-150» оказалась там, где было пассажирское сиденье спортивной машины, словно та была сделана из бумаги. Мне пришлось стать на четвереньки, чтобы пролезть сквозь то, что было окном грузовика, потому что между мной и тем, кто был в «БМВ», находился мотор. Если бы я смог изогнуться под определенным углом, то сумел бы пролезть в крошечное пространство, как раз напротив покрытого трещинами, словно паутиной, стекла с пятнами крови. Как только Рэд поднажал и открыл дверь со стороны водителя и оттуда выскочила скулящая овчарка, я понял, что лицо, прижавшееся к стеклу с той стороны, было лицом Анны.


Еще от автора Джоди Линн Пиколт
Если бы ты был здесь

Будущее Дианы О’Тул распланировано на годы вперед: успешная карьера, двое детей, огромный загородный дом… И хотя все идет по плану, девушку не покидает ощущение, что она топчется на месте. У нее есть хорошая работа, но пока нет карьерного роста. Есть любимый человек, но пока нет семьи. И все же Диана надеется получить предложение руки и сердца во время романтической поездки на Галапагосские острова. Однако жизнь вносит свои коррективы. Начинается эпидемия ковида, и Финн, бойфренд Дианы, который работает врачом, остается в Нью-Йорке.


Рассказчица

После трагического происшествия, оставившего у нее глубокий шрам не только в душе, но и на лице, Сейдж стала сторониться людей. Ночью она выпекает хлеб, а днем спит. Однажды она знакомится с Джозефом Вебером, пожилым школьным учителем, и сближается с ним, несмотря на разницу в возрасте. Сейдж кажется, что жизнь наконец-то дала ей шанс на исцеление. Однако все меняется в тот день, когда Джозеф доверительно сообщает о своем прошлом. Оказывается, этот добрый, внимательный и застенчивый человек был офицером СС в Освенциме, узницей которого в свое время была бабушка Сейдж, рассказавшая внучке о пережитых в концлагере ужасах.


Искра надежды

Джордж никогда не думал, что станет тем, кто захватывает заложников. Но сегодня утром он пришел в центр, где проводят аборты, вооруженным и отчаявшимся. Именно здесь, по его мнению, его юной дочери сделали страшную операцию, лишили искры новой жизни, и теперь они ответят за все. Полицейский детектив Хью Макэлрой не впервые вел переговоры с вооруженным преступником. На этот раз он понимал: тот, кто открыл огонь в клинике, не маньяк-убийца, а лишь отчаявшийся отец. Но внезапно Хью видит в телефоне сообщение от своей дочери.


Книга двух путей

Дороги, которые мы выбираем… Дон, в прошлом аспирант-египтолог, а нынче доула смерти, которая помогает своим клиентам смириться с неизбежностью перехода в мир иной, волею судеб оказывается в Египте, где пятнадцать лет назад работала на раскопках древних гробниц и встретила свою первую любовь. И совсем как в «Книге двух путей», древнеегипетской карте загробного мира, перед Дон открываются два пути. Она должна решить, что для нее важнее: комфортное существование с заботливым мужем или полное неопределенности возвращение в прошлое, к любимой работе и покинутому возлюбленному, которого она так и не смогла забыть.


Сохраняя веру

Мэрайя, застав мужа с другой женщиной, впадает в депрессию, а их семилетняя дочь Вера замыкается в себе и ищет утешения у подруги, которую, возможно, выдумала, а возможно, и нет. Все чаще и чаще происходят необъяснимые вещи: Вера то процитирует стих из Евангелия, хотя в доме даже нет Библии, то упомянет о давнем эпизоде из жизни своей мамы, о котором та никогда никому не говорила. По городку и за его пределами начинают циркулировать слухи о девочке, которая видит Бога в женском обличье и исцеляет больных.


Время уходить

Больше десяти лет Дженна Меткалф не перестает думать о своей матери Элис, которая загадочным образом исчезла после трагического происшествия, когда девочке было всего три года. Дженна отказывается верить, что мать могла бросить ее, и внимательно перечитывает старые дневники Элис в надежде разгадать ее тайну. Отчаянно стремясь узнать правду, она подключает к поискам матери двух незнакомцев: Серенити Джонс, экстрасенса, и Верджила Стэнхоупа, потрепанного жизнью частного детектива, который когда-то служил в полиции и расследовал дело Элис.


Рекомендуем почитать
Anticasual. Уволена, блин

Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.


Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.


Охотники за новостями

…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…


Оттепель не наступит

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.


Месяц смертника

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.


Собака — друг человека?

Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак (с).