Аненербе. Оккультный демарш СС - [20]

Для Вирта такими артефактами были мегалитические постройки древних, находки, относящиеся к самому раннему периоду человеческого общества, и первые знаки древней письменности. Приглядываясь к тому, что он обнаружил, Вирт пробовал реконструировать быт древних арийцев, понять ход их мыслей. И если быть честными, то был он хорошим учёным, дотошным, но излишне доверчивым и увлечённым собственной теорией. А излишнее пристрастие в науках о древности чревато опасностью, что твою увлечённость и любовь используют другие, которым эта увлечённость нужна как средство достижения собственных, отнюдь не таких благородных, целей. С Германом Виртом так и произошло. Однажды оказавшись на гребне национальной волны, он навсегда оказался пригвождённым к позорному столбу вместе с теми, кто убивал, вешал и сжигал людей в печах лагерей. И вся вина его в том, что он искренне верил в прародину ариев — Гиперборею или Арктогею — и имел несчастье заложить основы института «Аненербе». На его находках, на его сочинениях начал расти этот институт. Но вот за будущую судьбу этого монстра Вирт ответственности не несёт. Практически никакой.

Но что же так покорило Гиммлера? Почему он вцепился в Вирта и его Гиперборею мёртвой хваткой? На выставке он увидел обилие рунических и проторунических письмён, артефактов, которые собрал за свои многочисленные экспедиции голландский профессор. Одна идея профессора тоже была ему близка: Вирт считал, что человечество произошло от разных прародителей: на севере это была Арктогея с нордическим типом, которому свойственна высокая духовная и организующая сила, устремлённость к небесам, это были изобретатели праязыка человечества, а на юге — Гондвана, с гондваническим типом людей, более склонных ценить материальный мир, устремлённых к земле, рождающихся из праха и уходящих в прах, то есть для истории гораздо менее ценных. Северные люди практически никаких следов своей жизни не оставили, потому что их прародина погибла, но они успели переселиться к югу и принесли свой язык, свою проторуническую письменность. Очаги нордической культуры и цивилизации ещё сохранялись в исторические времена, потом исчезли и они. Последнее место обитания ариев Вирт нашёл на банке (отмели) Даггера в Северном море, но нам об этих исследованиях ничего не известно, все материалы пропали. Уже будучи на посту директора «Аненербе», именно он отправил Шеффера в первую Тибетскую экспедицию — искать следы древних гиперборейцев в пустыне Гоби.

Свидетельства древних о мире Гипербореи — это отголоски прошлого, своего рода память расы. Свою первую (монументальную) книгу Вирт выпустил ещё в 1928 г., называлась она ни много ни мало — «Происхождение человечества». В ней он, опираясь на сведения геологии и географии, в частности на труды Вигинера, объясняет, каким образом расселение человечества зависело от расхождения и сдвигов материков, изменения наклона земной оси. Именно такими катастрофическими подвижками литосферных плит и объясняется, почему северный народ вынужден был покинуть свои родные места и начать осваивать иные, непохожие на родину, земли. Атлантиду, Гиперборею, Арктиду искали и до Вирта. Но в его трудах континент Mo (My) выглядел гораздо убедительнее и обоснованнее, чем у носителей эзотерического знания. Гиммлер был почитателем Елены Петровны Блаватской. Он свято верил в Атлантиду и Лемурию, а также в то, что некогда землю населяли расы богов, то есть асов, от которых и произошли правильные нордические парни. И хотя сам Вирт со скепсисом относился к трудам Елены Петровны и к её теории сгущения сущностей и деградации их до полной материальной оболочки, кодовое для рейхсфюрера слово «арии» прозвучало. А сведения об ариях у Гиммлера были точными: по книгам Листа, Ланца фон Либенфельса, Дарре, Гюнтера и русских дореволюционных расологов. К тому же всё окружение Гитлера верило в жидомасонский заговор, охота за евреями ещё не шла, но все показания уже были налицо, не хватало только доказательств, чтобы пригвоздить низшую расу и указать ей её место в истории. Вирт оказался в нужное время и в нужном месте.

Его детище, общество «Аненербе», неожиданно оказалось востребованным. Гиммлер спрашивал у Вирта, как выглядели «хорошие нордические парни», и получал радующий его душу ответ — голубоглазые, светловолосые, высокие, своего рода интеллектуалы Древнего мира. Естественно, такой ответ не мог его не радовать! На «Аненербе» тут же было спущено отличное финансирование. Но Вирта-то интересовало подтверждение его теории. Он собрал огромное количество фактов и артефактов, не ограничиваясь Европой: он привозил древности из Палестины, Египта, Исландии, даже из нашей Сибири. И все эти древние надписи он исследовал, пытаясь понять суть праязыка древних ариев. Ведь если есть знаки, должен был существовать и язык. Тут его поиски шли некоторым образом параллельно с академиком Марром. Только он искал следы праязыка не в слогах санскрита, а в более древнем наследии предков — в рунических символах. И постепенно ему стало всё ясно. Он понял, что означают руны, которые к тому времени были уже хорошо изучены и описаны, и каким образом они связаны со всеми алфавитами Земли. Всё дело в сознании древних ариев, в их мировосприятии, а это мировосприятие неотделимо от среды обитания. Если понять, где была прародина, можно понять, как могли древние видеть и воспринимать мир. Поскольку эту прародину Вирт помещал за Полярный круг, в широты, где движение солнечного диска по небу имеет свои особенности, он пришёл к выводу, что они воспринимали мир как воплощение времени, то есть не линейно (прошлое, настоящее, будущее), а циклично, в круговом его варианте. В этих широтах солнце стоит над горизонтом в течение полугода и в течение полугода «умирает», наступает полярная ночь. Поэтому его гиперборейцы должны были больше других людей ощущать силу божественного света, и их бог (а Вирт считал, что они были первыми прамонотеистами на Земле) был богом Света. Их год отличался от нашего восприятия года, он был для них днём, то есть сутками, и сезоны они могли ощущать как смену времени суток. Поэтому Вирт делает аналогии: зима-ночь, весна-утро, лето-день, осень-вечер. В этом восприятии осень и весна были сезонами перехода, подготовки, а зима и лето — сезонами полного проявления качеств — зимнего Зла и летнего Добра, Тьмы и Света в их чистейшем воплощении. И главным праздником такого мира мог быть только праздник первого проявления Света, то есть день зимнего солнцестояния, когда силы Добра начинают отвоёвывать своё дневное пространство. В точке летнего солнцестояния они достигают пика и затем идут на спад. Такое видение могло родиться только у народов, живущих при резкой смене сезонов, не на юге, где эти «пути света» гораздо более сглажены. Поэтому в отличие от более благополучных людей Гондваны люди Севера более остро воспринимали смену сезонов, и это привело к своего рода героическому мироощущению. Должна была родиться древняя мистика, которая выражала идею центра мира как точку, в которой идёт постоянная борьба Добра и Зла. Графически эта центральная точка мира могла обозначаться только как пересечение двух осей — то есть в виде крестовины.