Анелька - [43]

Живу я у славного Клеменса, но здесь только мое тело, а душа — с вами. Меня не радуют его роскошные гостиные, на его знаменитых обедах, которые и ты, верно, не забыла, я ничего не ем. Скажу тебе откровенно, состояние моего здоровья просто меня пугает.

Передай Зайцу, чтобы он все имеющиеся у него запасы…"

— О каких таких запасах он говорит? — опять вставила пани.

"…все имеющиеся у него запасы продал немедленно и деньги отдал тебе, дорогая Меця. Я, пожалуй, не возьму из них ни гроша, чтобы у вас было побольше. Прошу тебя, ничего для себя не жалей и не вздумай экономить. Здоровье прежде всего.

Мы живем в исключительно трудное время. Я не знаю ни одного человека, который не имел бы тяжких забот. Веришь ли, пани Габриэля порвала с Владеком! Узнав об этой новой неприятности, ты будешь иметь слабое представление о том, как я страдаю. Что делать, такой уж у меня характер!

Клеменс целует твои ручки. Этот благородный человек вот уже два часа в дурном настроении из-за того, что не может послать тебе клубнику из своего сада…"

Не дочитав письма, пани скомкала его и сунула в карман. Это был ее первый энергичный протест за все годы.

— Бессердечный человек! — прошептала она.

Второе письмо было от тетки Анны, той самой, которая встретила в усадьбе такой холодный прием. Пани распечатала его неохотно.

— Бедная! — сказала она. — Наверное, просит помощи, а я сейчас ей ничего уделить не могу.

Все же она начала читать:

"Дорогая, любимая сестра!

Я узнала от Шмуля про все ваши несчастья. Боже мой, как это могло случиться? Шмуль говорит, что вы теперь живете в лачуге и вам нечего есть и не во что одеться.

Ах, если бы я поступила экономкой к какому-нибудь почтенному ксендзу, я могла бы вам оказать более существенную помощь. Но мне самой сейчас туго приходится, и я посылаю вам только кое-какую одежонку…"

— О какой это посылке она пишет? — удивилась глубоко тронутая пани.

— Правду пишет, — сказал Шмуль. — Она дала мне для вас какой-то узелок. Вот он.

"Бог видит, как я рада была бы взять вас всех к себе, но комнатка у меня тесная и только одна кровать, да такая, что на ней и один человек с трудом может улечься.

Все-таки приезжай сейчас же, дорогая сестра, это необходимо. Пани председательша, тетка твоего мужа, должна вернуться на этой неделе, но она пробудет дома только несколько дней и потом уедет на полгода за границу. Так что тебе надо поскорее с нею увидеться.

Она должна вас поддержать, иначе бог ее накажет. Ведь ее племянник промотал твое имение и теперь гуляет себе по свету как ни в чем не бывало.

Приезжай со Шмулем, не откладывай ни на один день, — и, может быть, тетка даже возьмет тебя с собой за границу на воды. Когда она согласится приютить вас, я поеду за твоими детьми.

Заезжай прямо ко мне, но заранее извини, что я живу бедно и не могу принять тебя как следует. Ах, если бы я нашла место у какого-нибудь почтенного ксендза, все было бы по-другому!

Деток твоих, а особенно милую Анельку, этого ангела, целую заочно. Благослови их бог.

Панна Валентина здесь. У бедняжки большое огорчение — ее поклонник, некий пан Сатурнин, женится на другой…"

Дальше следовали опять поцелуи, благословения и настойчивые уговоры ехать в город сейчас же.

Бедная пани Матильда, читая все это, заливалась слезами. Плакала и Анелька и целовала письмо доброй тетушки. А жена Зайца, видя, что другие плачут, тоже прослезилась и заговорила о своих умерших детях. Даже Шмуль сказал:

— Вот какая хорошая женщина! Сама ведь в большой бедности живет… Такую только среди евреев можно встретить.

Успокоившись и прочитав еще раз письмо тетки Анны, пани задумалась. Она то обводила глазами убогую избу, то смотрела на детей, а временами куда-то в пространство, словно хотела проникнуть взором в дом пани председательши, а может, и в глубь ее сердца.

— Что делать? Что делать? — бормотала она.

Молча наблюдавший за ней Шмуль сказал:

— Вельможной пани надо съездить в город хотя бы на два-три дня. Очень вам советую… А я никогда пустых советов не даю. Я знаю пани председательшу. Письмом вы тут ничего не сделаете… Притом она сердита на пана Яна за то, что он ее уже несколько раз обманывал. А когда она увидит вас, вельможная пани, в такой бедности и больную… Ну, тогда ей совесть не позволит отказать вам.

Пани сложила руки на коленях и печально кивала головой.

— Не во мне дело, а в детях. Они в этой страшной нужде одичают и погибнут… Мне уже немного надо… Здоровье мое совсем подорвано.

— А вы не отчаивайтесь, пани, — утешал ее Шмуль. — Правда, вы похудели, но вот и паненка похудела, хотя раньше была здоровенькая. Это здесь воздух такой вредный. Если бы вы тут прожили год, два, тогда бог знает, чем бы это кончилось. Но в городе столько докторов и аптек, там вы поправитесь. Ну, да это еще впереди, а теперь надо вам ехать в город, увидеть пани председательшу и все ей разъяснить. Она назначит вам хотя бы тысячи две в год и детей отдаст в школу. Я сейчас еду домой, а завтра утром вернусь за вами. Здесь вы ничего хорошего не дождетесь ни для себя, ни для детей.

Пани понимала, что он прав, но все еще была в нерешимости. Она чувствовала себя плохо, и ее страшила необходимость целый день трястись в повозке Шмуля. К тому же стыдно было показаться в городе среди знакомых в старом, потрепанном платье. А больше всего угнетала ее мысль о разлуке с детьми, да еще при таких обстоятельствах!