Анджело, тиран Падуанский - [21]

О, конечно, мы счастливицы, такие, как я! В театре нам аплодируют. Как хорошо вы сыграли Розмонду, синьора! Глупцы! Да, нами восхищаются, нами любуются, нас осыпают цветами; а сердце под ними истекает кровью. О Родольфо! Родольфо! Для того, чтобы я могла жить, мне нужна была вера в его любовь! Когда я верила в нее, я часто думала о том, что, если бы мне пришлось умереть, мне хотелось бы умереть возле него, умереть так, чтобы он потом уже никогда не мог вырвать из души воспоминание обо мне, чтобы моя тень вечно оставалась рядом с ним, между ним и всеми другими женщинами! О, смерть — ничто. Забвение — все. Я не хочу, чтобы он меня забыл. Увы! Вот к чему я пришла! Вот до чего я упала! Вот что люди сделали для меня! Вот что любовь сделала из меня! (Подходит к кровати, отстраняет занавески, смотрит некоторое время на недвижимую Катарину и берет распятие.) О, если это распятие принесло кому-нибудь счастье на этом свете, так не вашей дочери, моя мать! (Кладет распятие на стол.)

Дверца в обоях открывается. Входит Родольфо.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тизбе, Родольфо; Катарина в занавешенном алькове.

Тизбе. Это вы, Родольфо! Вот хорошо. Мне как раз нужно с вами поговорить. Слушайте меня.

Родольфо. И мне также нужно с вами поговорить, и слушать меня будете вы, синьора!

Тизбе. Родольфо!..

Родольфо. Вы здесь одна, синьора?

Тизбе. Одна.

Родольфо. Отдайте распоряжение, чтобы никто сюда не входил.

Тизбе. Оно уже отдано.

Родольфо. Разрешите мне запереть обе эти двери. (Запирает обе двери на засов.)

Тизбе. Я жду, что вы мне скажете.

Родольфо. Где вы были? Почему вы бледны? Что вы делали сегодня? Скажите! Что делали эти руки? Скажите! Нет, не говорите, я сам скажу. Не отвечайте, не отрицайте, не выдумывайте, не лгите. Я знаю все, я знаю все, слышите! Вы же видите, я знаю все, синьора! Там была Дафне, в двух шагах от вас, в молельне, отделенная от вас только дверью, там была Дафне, и она все видела, и она все слышала, она была рядом, совсем близко, и она слышала, и она видела! — Вот слова, произнесенные вами. Подеста сказал: «У меня нет яда». Вы ответили: «Зато есть у меня». — Зато есть у меня! Зато есть у меня! Сказали вы это или нет? Ну-ка, попробуйте солгать! А, у вас яд! Зато у меня нож! (Обнажает спрятанный на груди кинжал.)

Тизбе. Родольфо!

Родольфо. Я вам даю четверть часа, чтобы приготовиться к смерти, синьора!

Тизбе. Так вы меня убиваете! И это — первое, что вам приходит в голову! Вы хотите меня убить, вот так, своей рукой, сейчас же, не подождав, не удостоверясь ни в чем? Вы способны принять подобное решение с такой легкостью? Вы дорожите мной ровно настолько? Вы меня убиваете ради любви к другой! О, Родольфо, так это правда, — я хочу услышать это из ваших уст, — вы меня никогда не любили?

Родольфо. Никогда!

Тизбе. Этим вот словом ты меня убил, несчастный! Твой кинжал меня только прикончит.

Родольфо. Чтобы я вас любил? Нет, я вас не люблю! Я вас не любил никогда! Этим я могу похвалиться! Слава богу! Разве что — жалел.

Тизбе. Неблагодарный! И еще одно слово. Ответь: а ее ты очень любил?

Родольфо. Ее! Любил ли я Катарину! О, так слушай же, несчастная, потому что для тебя это пытка! Любил ли я Катарину! Чистую, святую, безгрешную, священную; женщину, которая для меня алтарь, ее, мою жизнь, мою кровь, мое сокровище, мое утешение, свет моих глаз, — вот как я любил ее!

Тизбе. Значит, я хорошо сделала.

Родольфо. Вы хорошо сделали?

Тизбе. Да, я хорошо сделала. Но только уверен ли ты в том, что именно я сделала?

Родольфо. Вы говорите — я не уверен? Вот уже второй раз вы это говорите. Но ведь там была Дафне; я вам повторяю, там была Дафне, и слова ее до сих пор стоят у меня в ушах: «Синьор, синьор, они были втроем в этой комнате, она, подеста и еще одна женщина, страшная женщина, которую подеста называл Тизбе. Два часа, синьор, целых два часа муки и ужаса, синьор, они продержали ее там, несчастную, а она плакала, просила, умоляла, взывала о пощаде, взывала о жизни», — ты взывала о жизни, Катарина моя возлюбленная! — «на коленях, сложа руки, валяясь у них в ногах, а они отвечали: нет! И эта женщина Тизбе сама сходила за ядом! Это она заставила синьору выпить яд! И бедное мертвое тело, синьор, она сама унесла, синьор, эта женщина, это чудовище, эта Тизбе!» — Куда вы дели его, синьора? — Вот что она сделала, эта Тизбе! Уверен ли я! (Доставая платок с груди.) Чей платок я нашел у Катарины? Ваш! (Показывая на распятие.) Чье распятие я нахожу у вас? Катарины! Уверен ли я! Довольно! Молитесь, плачьте, кричите, просите пощады, делайте скорее все, что полагается, и покончим с этим!

Тизбе. Родольфо!

Родольфо. Что вы можете сказать в свое оправдание? Скорей! Говорите скорей! Немедленно!

Тизбе. Мне нечего сказать, Родольфо. Все, что тебе говорили, — правда. Верь всему. Родольфо, ты пришел вовремя, мне хотелось умереть. Я искала способа умереть возле тебя, у твоих ног. Умереть от твоей руки! О, на это я даже не смела надеяться! Умереть от твоей руки! О, я, быть может, упаду в твои объятия! Я благодарна тебе! Я уверена хоть в том, что ты услышишь мои последние слова. Мой последний вздох, хочешь ты или нет, долетит до тебя. Ты пойми, мне незачем жить. Ты меня не любишь, убей меня. Это единственное, что теперь ты можешь для меня сделать, мой Родольфо. Это будет твоей заботой обо мне. Да. Я благодарна тебе.