Анджело - [4]

Или идти на смерть во мне не станет силы?

Поверь, без трепета от мира отрешусь,

Коль должен умереть; и встречу ночь могилы,

Как деву милую.

Изабела

                             Вот брат мой! узнаю;

Из гроба слышу я отцовский голос. Точно:

Ты должен умереть; умри же беспорочно.

Послушай, ничего тебе не утаю:

Тот грозный судия, святоша тот жестокий,

Чьи взоры строгие во всех родят боязнь,

Чья избранная речь шлет отроков на казнь,

Сам демон; сердце в нем черно, как ад глубокий,

И полно мерзостью.

Клавдио

                                  Наместник?

Изабела

                                                      Ад облек

Его в свою броню. Лукавый человек!..

Знай: если б я его бесстыдное желанье

Решилась утолить, тогда бы мог ты жить.

Клавдио

О нет, не надобно.

Изабела

                               На гнусное свиданье,

Сказал он, нынче в ночь должна я поспешить,

Иль завтра ты умрешь.

Клавдио

                                     Нейди, сестра.

Изабела

                                                               Брат милый!

Бог видит: ежели одной моей могилой

Могла бы я тебя от казни искупить,

Не стала б более иголки дорожить

Я жизнию моей.

Клавдио

                           Благодарю, друг милый!

Изабела

Так завтра, Клавдио, ты к смерти будь готов.

Клавдио

Да, так... и страсти в нем кипят с такою силой!

Иль в этом нет греха; иль из семи грехов

Грех это меньший?

Изабела

                               Как?

Клавдио

                                        Такого прегрешенья

Там, верно, не казнят. Для одного мгновенья

Ужель себя сгубить решился б он навек?

Нет, я не думаю. Он умный человек.

Ах, Изабела!

Изабела

                      Что? что скажешь?

Клавдио

                                                     Смерть ужасна!

Изабела

И стыд ужасен.

Клавдио

                           Так — однако ж... умереть,

Идти неведомо куда, во гробе тлеть

В холодной тесноте... Увы! земля прекрасна

И жизнь мила. А тут: войти в немую мглу,

Стремглав низвергнуться в кипящую смолу,

Или во льду застыть, иль с ветром быстротечным

Носиться в пустоте пространством бесконечным...

И всё, что грезится отчаянной мечте...

Нет, нет: земная жизнь в болезни, в нищете,

В печалях, в старости, в неволе... будет раем

В сравненье с тем, чего за гробом ожидаем.

Изабела

О боже!

Клавдио

                Друг ты мой! Сестра! позволь мне жить.

Уж если будет грех спасти от смерти брата,

Природа извинит.

Изабела

                              Что смеешь говорить?

Трус! тварь бездушная! от сестрина разврата

Себе ты жизни ждешь!.. Кровосмеситель! нет,

Я думать не могу, нельзя, чтоб жизнь и свет

Моим отцом тебе даны. Прости мне, боже!

Нет, осквернила мать отеческое ложе,

Коль понесла тебя! Умри. Когда бы я

Спасти тебя могла лишь волею моею,

То всё-таки б теперь свершилась казнь твоя.

Я тысячу молитв за смерть твою имею,

За жизнь — уж ни одной...

Клавдио

                                          Сестра, постой, постой!

Сестра, прости меня!

VII

                                    И узник молодой

Удерживал ее за платье. Изабела

От гнева своего насилу охладела,

И брата бедного простила, и опять,

Лаская, начала страдальца утешать.

Часть третия

I

    Монах стоял меж тем за дверью отпертою

И слышал разговор меж братом и сестрою.

Пора мне вам сказать, что старый сей монах

Не что иное был, как Дук переодетый.

Пока народ считал его в чужих краях

И сравнивал, шутя, с бродящею кометой,

Скрывался он в толпе, всё видел, наблюдал

И соглядатаем незримым посещал

Палаты, площади, монастыри, больницы,

Развратные дома, театры и темницы.

Воображение живое Дук имел;

Романы он любил, и может быть, хотел

Халифу подражать Гаруну Аль-Рашиду[1].

Младой отшельницы подслушав весь рассказ,

В растроганном уме решил он тот же час

Не только наказать жестокость и обиду,

Но сладить кое-что... Он тихо в дверь вошел,

Девицу отозвал и в уголок отвел.

«Я слышал всё, — сказал, — ты похвалы достойна,

Свой долг исполнила ты свято; но теперь

Предайся ж ты моим советам. Будь покойна,

Всё к лучшему придет; послушна будь и верь».

Тут он ей объяснил свое предположенье

И дал прощальное свое благословенье.

II

    Друзья! поверите ль, чтоб мрачное чело,

Угрюмой, злой души печальное зерцало,

Желанья женские навеки привязало

И нежной красоте понравиться могло?

Не чудно ли? Но так. Сей Анджело надменный,

Сей злобный человек, сей грешник — был любим

Душою нежною, печальной и смиренной,

Душой, отверженной мучителем своим.

Он был давно женат. Летунья легкокрила,

Младой его жены молва не пощадила,

Без доказательства насмешливо коря;

И он ее прогнал, надменно говоря:

«Пускай себе молвы неправо обвиненье,

Нет нужды. Не должно коснуться подозренье

К супруге кесаря». С тех пор она жила

Одна в предместии, печально изнывая.

Об ней-то вспомнил Дук, и дева молодая

По наставлению монаха к ней пошла.

III

    Марьяна под окном за пряжею сидела

И тихо плакала. Как ангел, Изабела

Пред ней нечаянно явилась у дверей.

Отшельница была давно знакома с ней

И часто утешать несчастную ходила.

Монаха мысль она ей тотчас объяснила.

Марьяна, только лишь настанет ночи мгла,

К палатам Анджело идти должна была,

В саду с ним встретиться под каменной оградой

И, наградив его условленной наградой,