Андрейка - [12]

Говорят, адмирал - мужик себе на уме, и что у него характер не из легких, и что не любит, когда в его дела суют нос. Но за справедливость Нельсона уважают товарищи. И еще рассказывают, не любит адмирал смотреть в рот начальству и будто самому ему не раз предлагали портфель, да все не соглашается на должность. Начальники приходили и уходили, а бригадир оставался бригадиром...

Славка переключил скорость.

- Ну, кажется, подъезжаем, - сказал он. Круто повернул вправо и сразу подрулил к вагончикам, в которых жила бригада.

Как всегда на ЛЭП, первыми встречают гостей собаки. Псы облаяли машину, обнюхали нас, успокоились, но вид их говорил: палки не хватайте, камни из-за пазухи выбросьте.

Вагончики образовали незамкнутый круг с выездом. Такое расположение напоминает старинную крепость. Только нет часовых у ворот.

- Ну, что же вы, входите, - звонким голосом приглашает Полина Павловна.

Обметаем веткой стланика снег с валенок.

- Да вы проходите, проходите, снег не сало - стряхнул и отстало.

У Полины Павловны на кухне блеск: пол выскоблен дожелта, кастрюли улыбаются. Вижу - рада нам. Но не просто так: нет-нет да и клонит разговор к Андрею. Вроде и не должно бы удивлять это: в какую бригаду ни приедешь все спрашивают о мальце. Но у нее свой прицел - забрать к себе хочет мальчишку. Не раз уж говорил: сын он бригадный, не мой, ребятам и решать.

Как-то приехала Полина Павловна в бригаду к Димке, поохала, повздыхала и давай нас корить: и папиросами-то начадили - топор вешай, и выражаетесь не так. Разве общество это для ребенка?..

- Слушай, Полина Павловна, - озлился Седой, - хоть и уважаем мы тебя, а иди-ка ты лучше подобру-поздорову, пока холодок, да не торопись к нам в другой раз. А ты, мужик, - это к Андрею, - ступай на улицу, посмотри погоду! А ты видела лицо Талипа, - наступает Седой на Полину Павловну, когда он по ночам шьет или стирает Андрейкино?

Та молчит.

- То-то!.. Живут люди и пусть живут...

Полина Павловна сутулится, плечи у нее вздрагивают. Седой не может усидеть на месте.

- Полинушка, милая ты моя, - говорит он, - послушай, что я тебе скажу, только не реви!

Полина Павловна поднимает голову и с надеждой смотрит на Седого.

- И твой черед наступит, - Седой кивком отбрасывает волосы, - вот увидишь. Куда мы с ним, ведь скоро в школу ему...

И еще вспомнилось мне: приезжаю где-то под утро в Димкину бригаду, захожу в палатку. С ножницами в руках Седой за столом сидит, через плечо рулетка и охапка лоскутков. Что это он ночью вздумал ветошь перебирать?

- Кружок кройки и шитья? - спрашиваю.

- Видишь, какая штука, дед, - вздохнул Седой. - Шьешь, порешь, ниткам горе. Набрали Андрею обновки. А не люблю я эти лямочки, а ленточки, вязочки. Да и Андрей не хочет надевать. Просит штаны, как у меня, с карманами. Посему ателье. - У Седого рот до ушей. - Модняче получается. Ну-ка, дед, снимай брюки, и твои смоделирую, с себя уже искромсал, за Талиповы взялся. Скрою, приметаю: то карманы ниже колен получаются, то прореха кукишем выходит.

Смотрю.

Так и есть, вот и обрезки от его парадного костюма. Но Седой доволен.

Вспоминая, мне показалось, что я всего-навсего успел закрыть глаза. Посмотрел, а Полина Павловна закалывает седую прядь на маленькой головке и сразу становится выше ростом.

- Да проходите же, что задумались?

Ходит она легко. Ставит на стол пирог с кетой и луком, мягкий. К пирогу - холодный квас. Проголодались с дороги да и давно уже так вкусно не ели. Наваливаемся.

На ЛЭП закон: кто бы ни зашел, ни заехал - угостят как следует, отдохнуть предложат.

- А где народ? - спрашиваю.

- Мужики-то? Вторую неделю ни обеда, ни ужина. Там, на увале, камень угрызть не могут. Адмирал темнее тучи. Только зубами скрежещет, зверь зверем! Вам чайку или компоту?

- Спасибо, Павловна, спасибо.

- Не за что. Они тут недалеко, километрах в шести на заход солнца. Вернетесь - чайку морского сотворим. Кипяток постоянно крутым держим. Нельсон, спасу нет, как с пылу любит.

Поблагодарив еще раз хозяйку, выхожу из столовой под навес. Ветер сухим веником пошуршал под навесом, где аккуратно, по-хозяйски сложены тросы, пилы и прочая монтажная арматура. Бреду по снежному целику через елань к подножию хребта. Пробираюсь сквозь ерник - цепкий, как колючая проволока. Прыгаю, как козел, с камня на камень; хорошо, хоть ветер обдул с них снег, видно, куда ступать. Оступишься - свернешь шею. А идти между камнями неохота. Будешь барахтаться в снегу и вешки не увидишь. Сдвигаю на затылок шапку, расстегиваю меховую куртку - валит пар. Хватаю, как загнанный мерин, воздух. На самом крутяке булыги реже, и совсем неудобно ступать но ним. Но вот камни стали окатистее, скоро, значит, перевал. Так и есть, на самой макушке копошатся люди. Сам черт не скажет, как только затащили сюда эту махину БУ-20. Подхожу, здороваюсь. Парней не признать: все обросшие.

Нельсон руки не подал. Не до меня ему. Осматриваю разбивку под анкерную опору. В передвижной дизельной порядок. Иду к станку. Несколько скважин начаты, но брошены. Темно-красная пульпа выплеснулась из скважины, подъела снег и спеклась кровью, как на бойне.