Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист - [42]

Всех поцелуй, скажи, что у нас все хорошо. Я уже соскучился без тебя (хотя замечания делают все, кому не лень, — друг другу, команде, режиссерам). Да и команда подобралась такая, будто набирали их не на теплоход, а в детский сад воспитателями. Тоже всех учат. Надоело это ужасно. Еще раз передавай приветы всем. Целую тебя и люблю. Сын Андрей. 26.07.1978 г.

Мамочка! Пользуясь оказией, посылаю Аркадию на день рождения кружку. Нитки внутри кружки тебе… Живу я здесь нормально, все у меня в порядке. Да, пришлите, пожалуйста, чайную ложку тяжелую. Мою. И курильщикам нашим пачек 20 «Беломорканала». Все мучаются. Здесь табак отвратительный. Еще пару шоколадок. Тута нету. Из инструментов мне нужно: плоскогубцы, ножовку, рубанок, коловорот, топор, ножовку по металлу, дюбеля, отвертку. Постепенно осваиваюсь. Скоро напишу. Жить, короче, можно. Вспоминаю вас всех и люблю. Целую, Андрей. 02.10.1979 г.

Здравствуйте, мои родные! Я по всем вас очень-очень соскучился! Вы уж извините меня, что я так долго не писал вам — осваивался… Живем мы в пятнадцати минутах езды от театра на трамвае. Трамваев тут всего три маршрута. Причем трамвай под № 1, как правило, ездит по маршрутам № 2 и 3, трамвай № 2 по маршруту № 1 и 3, а № 3 — по № 1 или № 2. Поэтому, когда подъезжает трамвай, народ бросается к дверям и вопрошает: «По какому маршруту идет?» Ничего! Городишко очень симпатичный, тихий, почти весь деревянный. Наш театральный пятиэтажный дом стоит почти что в деревенской местности. Вокруг домики, вроде дяди-Васиного, бегают бездомные собаки и безнадзорные дети, а между ними носится трамвай под одним из трех номеров. По нашей просьбе (поднятие руки) трамвай часто останавливается напротив нашего дома как бы «по требованию» — это как раз посередине между остановками. Все знают, что в этом доме живут «артисты». Юноши лет 12–13 и такого же возраста девушки норовят залезть в наши подъезды и погреться, но мы их гоняем, потому что у всех и почти всегда двери открыты. А однажды такая команда собралась во дворе и стала скандировать: «Артисты, выходи! Мы вас бить будем!» Но при нашем с Тихоном появлении из разных подъездов они разбежались. На этом все инциденты кончились. Когда привезли диваны и Толя Насибулин с Козыревым их разгружали, местные жители собрались поодаль и возмущались, что вот, мол, артистам и грузчиков даже наняли. Так что на меня как на артиста никто и не смотрит в моем зеленом ватничке (кстати, хорошо бы к весне резиновые сапоги, как у дяди Васи — 41-й размер, а то здесь грязюка непролазная возле дома). Сейчас-то ничего, подморозило и снег выпал. Красиво-о-о-о! Правда, красиво! 25.10. 1979 г.

Здравствуйте, мои родные! Я по вас очень соскучился! То, что я нечасто пишу, не значит, что я вас начисто забыл. Я вас вспоминаю все время… Пить я не пью и не хочу (это маме). Ем каждый день сметану (она здесь отличная), суп, второе… Лидонька не дает погибнуть, откармливает. Говорит, что я толстый, как пупсик. А Насибулинская Полипа (дочка) зовет меня Колобком и безобразным. Роль моя в «Синих конях» — Ярматов (Денис Першин из «Братьев», чуть гипертрофированный и гиперболизированный). В «Брысь, смерть, брысь» — Каминскас (после отъезда И. Иванова). Эта роль мне нравится, хотя ее, по идее, должен бы играть Беня (С. Козырев). Ударная группа в театре — Краско, Никитина, Фоменко (это по борьбе с руководством). А я — наш театральный Сахаров. Скоро будем играть концерт для Косыгина или другой столь же высокопоставленной личности в драмтеатре. Мы только участвуем. Делает его Афанасьев (папин знакомец по «Ленфильму»). Денег мне хватает, даже хотел купить костюм. Ходили с Лидой (один побоялся) в универмаг. Померил и чуть не умер от смеха! Штаны для таких, как я, двоих, а пиджак трещит в плечах. Плюнул на эту затею. Еще раз целую вас всех, обнимаю и очень люблю. Андрюша-Колобок.

Здравствуйте, мои родные! Как вам живется-можется? Мне потихоньку-помаленьку. Хожу в валенках (в оттепель — с галошами). Сегодня у нас настоящая пурга: ветер, мороз, снега по колено. А вчера все таяло. Такой у нас климат. Воздух, как и в Ленинграде, изгаженный заводами, да и влажность приблизительно такая же… Вечером глядишь из окна своего пятого этажа и думаешь: «Как в городишке Санкт-Петербурге в США… Провинция!» А художники наши говорят, что больше похоже на 40-ю милю но Доусону (это где, по рассказам Джека Лондона, собаки замерзали и жить мог только один человек — Ситка Чарли). С директором Шурой Николаевым отношения (личные) отличные. А производственные все время «на ножах». Он так и говорит на собраниях: «Вот тут борец за права человека — Краско — сказал…» или «Знаток советского законодательства, моральных прав и нравственных основ советского гражданина Краско считает, что…» и т. д. и т. п. А потом с глазу на глаз говорит: «Ну чего ты выдрючиваешься, Андрюха?» — «Ты прогон «Коней…» видел вчера?» — спрашиваю. «Да», — отвечает. «Г… говорю, Шура! Вас спасает Насибулин (работа действительно отличная), а режиссуры-то нет!» — «А кто это понимает? Смотреть-то интересно!» — «Да это же паразитизм на Насибулина!» — «Ну и что! Смотреть-то интересно!» Вот так… Дали мне подписку А.К. Толстого (подписное собрание сочинений. —