Андрей Громыко. Ошибка мистера Нет - [11]

В начале 1939 года Громыко неожиданно вызвали в Наркомат иностранных дел. Там, оказывается, заседала комиссия ЦК, подбиравшая из числа коммунистов новых людей, которые должны были быть направлены на внешнеполитическую, дипломатическую работу. На Кузнецком вместе с Громыко собралась целая группа кандидатов, ожидавших решения своей судьбы.

Вызывали приглашенных поочередно. Дошла наконец очередь и до Андрея Громыко. Он вошел в комнату и поразился: за столом вместе с другими членами комиссии сидели В. М. Молотов и Г. М. Маленков – члены сталинского Политбюро. Да, речь шла о призыве людей на службу, от которой зависели судьбы страны, ее будущее. Как же он попал в число кандидатов? Чем заслужил такую честь? Почему на нем остановили выбор?

Очевидно, потому, что он, в буквальном смысле слова, с малых – с тринадцати! – лет связал жизнь с комсомолом и партией, всегда добросовестно старался выполнять все порученные ему дела, постоянно вел научно-пропагандистскую деятельность: читал лекции, выступал с докладами, вел кружки и семинары, непрерывно, все годы, где бы он ни работал и ни учился, выезжал в командировки для партийно-просветительской работы. Наконец, в дополнение ко всему, он старательно изучал английский, что было уже редкостью в то время. И, может быть, не случайно определяющим, как ему показалось, стал вопрос:

– А что вы читали на английском?

Перечислив некоторые книги, он добавил:

– Труд американского экономиста Стюарта Чейза «Богатая земля, бедная земля».

Это оказалось решающим, Громыко сразу почувствовал расположение комиссии, хотя сразу результата собеседования ему, конечно, никто не объявил. Однако через несколько дней его вызвали в Центральный Комитет:

– Мы приняли решение перевести вас из Академии наук на дипломатическую работу. Если вы, конечно, согласны.

Да, можно было думать, поступать ли в аспирантуру, но тут… От таких предложений не отказываются. Так, весной 1939 года Андрей Громыко был назначен на должность заведующего американским отделом Наркомата иностранных дел СССР. Вот уж поистине головокружительный пируэт судьбы!

Но что он несет? Сумеет ли вчерашний аспирант справиться с новыми обязанностями, сумеет ли стать дипломатом? Ведь ошибки на этом поприще стоят дорого… Поэтому на новую работу он шел со смешанными чувствами. Уж очень все было неожиданно. Но отступать было некуда. И Громыко погрузился в новую работу, стараясь как можно скорее войти в курс дела, изучить все нюансы советско-американских отношений, их развитие, узнать все, что можно, о дипломатах, представляющих американскую сторону.

С момента установления дипломатических отношений между СССР и США в 1933 году в Москве уже поработали два посла. Сначала, с 1933 по 1936 год, – Уильям Буллит, который был настроен по отношению к Советскому Союзу откровенно враждебно. Дело в том, что он успел поработать в новой России еще в 1919 году по поручению президента США В. Вильсона и премьер-министра Великобритании Д. Ллойд-Джорджа, когда ему, в разгар наступления Красной Армии, было поручено договориться об условиях прекращения в России военных действий. Ленин тогда пошел на переговоры с Буллитом, но в ходе их отверг все предложения, считая, что они направлены на реставрацию старого строя. Действительно, проект Запада тогда рассчитывал, что начавшееся наступление Колчака опрокинет Советскую власть, но Колчак, как известно, был разгромлен, как и остальные деятели Белого движения, иностранные интервенты изгнаны с территории Советской России. Видимо, посчитав, что Буллит в силу своей прежней деятельности лучше, чем кто-либо другой, разбирается в обстановке в СССР, Рузвельт и назначил его послом. Конечно, ничего позитивного в отношениях с США во время работы Буллита достигнуть не удалось.

Другим был его преемник Джозеф Дэвис. Он считал (и внушал это администрации Рузвельта), что с СССР надо развивать отношения, по крайней мере торговлю, которая была весьма выгодна Америке во время ее выхода из Великой депрессии. Кроме того, Дэвис был убежден, что правительства Англии и Франции совершают ошибку, «умиротворяя» Гитлера и пытаясь изолировать Советский Союз. Сторонников таких взглядов в США тогда было немного. Может быть, поэтому у Дэвиса сразу установились хорошие деловые отношения со Сталиным, о котором он и впоследствии отзывался неизменно уважительно и даже тепло.

– Надо исходить из того, – говорил Дэвис, – что идеологические расхождения и различия в общественном строе наших государств должны быть оставлены в стороне при рассмотрении практических вопросов.

Такая точка зрения была близка и Рузвельту, которого все более беспокоила агрессивность германского фашизма. Однако в 1938 году Джозеф Дэвис стал послом США в Бельгии, а в СССР весной 1939 года был назначен Лоуренс Штейнгардт. Громыко не раз задавался вопросом: «Почему Рузвельт остановился именно на Штейнгардте, работа которого не вносила какого-либо заметного вклада в развитие советско-американского сотрудничества, учитывая его особое значение?» И не находил ответа. Впрочем, скоро сама жизнь скорректировала такое решение. Штейнгардт долго на должности посла не задержался, однако новый посол Америки в СССР был назначен уже после того, как сам Громыко отбыл на работу в Америку.