Андрей Белый - [30]

черт; Брюсов испытывает ко мне острое чувство ненависти и любопытства; он ставит себе целью: доказать Н. И., что я сорвусь в бездну порока; ему хотелось бы меня развратить; и этим „отмстить“ мне за невольное унижение его; вместе с тем: любовь к сомнительному психологическому эксперименту невольно поворачивает его на гипноз; он не удовольствуется разговорами со мной на интересующую меня тему; он старается силой гипноза внушить мне – любовь к разврату, мраку. <… > С Брюсовым устанавливаются холодные, жуткие отношения; кроме того: я чувствую, что какая-то дверь, доселе отделявшая меня от преисподней, – распахнулась: точно между мной и адом образовался коридор: и – вот: по коридору кто-то бежит, настигая меня; чувствую: этот бегущий – враг, меня осенило: враг – Брюсов».

Нина Петровская вошла в историю русской литературы как одна из самых верных подруг Валерия Яковлевича, на протяжении целых семи лет благотворно влиявшая на его творчество. Сохранились и частично опубликованы их обширная любовная переписка, интимный дневник и воспоминания самой Петровской. Конец Музы, вдохновлявшей четырех поэтов (Бальмонта, Кречетова, Белого и Брюсова), трагичен: выехав в 1911 году за границу, она пристрастилась к наркотикам, впала в жесточайшую нищету и покончила жизнь самоубийством (отравилась газом).

Глава 3 ДЕВА РАДУЖНЫХ ВОРОТ

Андрей Белый и Александр Блок были одногодками – Белый, проживавший в Москве, был всего на месяц и два дня старше Блока, обосновавшегося в Петербурге, но на лето, как правило, приезжавшего в Подмосковье, где его дед – известный ученый-ботаник (и одно время – ректор Петербургского университета) Андрей Николаевич Бекетов (1825–1902) владел усадьбой в поселке Шахматово. Рядом в селенье Боблово находилась дача другого корифея отечественной науки – Дмитрия Ивановича Менделеева, чья старшая дочь Любовь Дмитриевна стала невестой, а затем и женой Александра Блока. Его мать Александра Андреевна (урожденная Бекетова, по второму браку – Кублицкая-Пиоттух) приходилась кузиной Ольге Михайловне Соловьевой. Поэтому Саша Блок в раннем юношеском возрасте приезжал на дачу к Соловьевым, дружил со своим троюродным братом Сергеем – другом Бориса Бугаева. В семье Соловьевых Андрей Белый и узнал о юном поэте Александре Блоке и прочел некоторые из его еще не напечатанных стихов (как он сам выразился позже, «катался от них по полу от восторга»). В мемуарах же высказался совсем коротко: «С Блоком я уже был знаком до знакомства».

В течение 1902 года он несколько раз обращался к Ольге Михайловне Соловьевой с просьбой заочно, через мать Блока – А. А. Кублицкую-Пиоттух – познакомить его с Александром, учившимся на филологическом факультете Петербургского университета. Однако активная переписка между двумя начинающими поэтами началась только в начале 1903 года. Не сговариваясь, они почти одновременно написали друг другу (Блок на день раньше), так что их письма, прежде чем дойти до адресатов, встретились где-то между Петербургом и Москвой. Поводом для письма Блока послужила только что опубликованная в журнале «Мир искусства» (в последнем номере за 1902 год) статья А. Белого «Формы искусства». Она опиралась в основном на материалы музыки, и Блок, откровенно признавшийся, что для него это – наиболее сложная тема, обратился к Белому за разъяснениями.

В ответ пришли блестящие по глубине и оригинальности философские размышления о реализации столь близкой для Белого идеи «вечного возвращения»: «Музыка, как внутренне-звучащее, так и внешнее ее выражение в обычно понимаемом смысле, ближе всего к прозрению запредельного. Здесь явственный отблеск запредельного. Запредельно добро. Но и зло тоже запредельно. <… > Эти противоположные отблески звучат и борются в музыке. „Она искусство движения“. Недаром в „симфониях“ всегда две борющиеся темы; в музыкальной теме – она сама, отклонение от нее в многочисленных вариациях, и возврат сквозь огонь диссонанса. Ритм – как повторность временного пульса – связан с идеей Вечного Возвращения, музыкальной по своему существу (недаром Ницше, величайший стилист (т. е. музыкант в душе), автор понятия „дух музыки“, наконец, сам прекрасный музыкант и даже композитор, – первый выкрикнул это носящееся в воздухе „Возвращение“). <…> Борьба Астарты с Лучезарной Подругой (как Вы это прекрасно понимаете), Антихриста и Христа – вот она линия раскола в музыке. Борьба эстетического и мистического в ней же – вот раскол в плоскости как бы перпендикулярной. И всё борьба – вихрь боя, ритм. Недаром величайшие музыканты, Бетховен и Вагнер, ритмичны, возвратны до невозможности. Наша музыка только знак…»

Очень скоро, однако, они перешли к излюбленной теме обоих – Вечной Женственности! Наибольшую активность и нетерпеливость проявлял Белый: «Прежде всего пишу Вам об одном пункте, который важен для меня. Вот мы пишем друг другу о Ней, о Лучезарной Подруге, и между нами такой тон, как будто мы уже знаем то, что касается ее, знаем, кто Она, откуда говорим о Ней, а между тем этого не было: мы никогда не глядели прямо друг другу в глаза тут. Метод символов хорош: он лучше всего. То, что логически неопределимо, определится психологически. На этом основании больше всего люблю я речь образную. Это – наиболее короткий путь в глубину. Но часто бывает важно, чтобы и поверхность дала зеркальное изображение глубины: важно, чтобы логически мы шли тем же путем, каким шли интуитивно. Вот почему обращаюсь к Вам с вопросом прямым и без всякой задней мысли: определите, что Вы мыслите о Ней. Мне это очень, очень важно – важнее, чем Вы думаете… <…>»