Андеграунд - [7]

А потом появился водитель черного пикапа и, не произнося ни слова, налил в миску воды. Она пыталась расспросить его о чем-то, пока у нее хватало сил, но тогда, как, впрочем, и всегда с тех пор, ответом ей было молчание. Молчание, худшее, чем ненависть, побои и унижения, потому что для Риты в нем не было вообще ничего человеческого.

Уже тогда она с непередаваемым ужасом поняла, что дверца клетки захлопнулась навсегда.

                                                                                                                               * * *

Возможно, ей было бы легче, если бы она знала, зачем нужна этому человеку. Но ни разу ни единым жестом, взглядом или поступком он не выдал ей этого.

В первые недели своего пребывания в доме Рита всерьез ожидала того, что он может попытаться изнасиловать ее или потребует чего-то, пусть неприятного, грязного, мерзкого, но хотя бы объяснимого…

Она ожидала напрасно. Все, что она получила, это еду и воду дважды в день, а также недолгие прогулки на длинном поводке по замкнутому со всех сторон внутреннему дворику.

Хорошо ощутимая сила хозяина не оставляла ей надежд покалечить или убить его. Спустя месяц после аварии Рита возненавидела себя за то, что два раза в сутки покорно принимала миску с едой из его рук…

Несмотря на полную безысходность, она не могла совершить и самоубийство. Разбить голову о стену или перегрызть вены было выше ее сил. Еще более страшным казалось дать убить себя этому человеку. Презрение лишь усугубило дневную боль и извращенность ее снов.

В своих снах она видела, как полчища липких мух гнездятся в самых интимных частях ее тела, а еще там хранились отрезанные змеиные головы.

                                                                                                                             * * *

Вскоре такой образ жизни привел к тому, что она пахла, точно животное, и уже почти не испытывала потребности в одежде. Всякие представления о человеческих предрассудках, в том числе о «приличиях», стерлись из ее памяти. Ее кожа загрубела; теперь Рита воспринимала холод, ветер и дождь как нечто неизбежное, как то, что нужно переносить терпеливо, не испытывая страданий и тоски.

Ее волосы, которые не расчесывались несколько лет, всегда были спутаны; когда они становились слишком длинными, хозяин подстригал их, небрежно кромсая тупыми ножницами, и это было для нее еще одной периодической пыткой. Она предпочла бы этой пытке паразитов.

Если хозяин считал, что Рита стала слишком грязной, он мыл ее, но это не приносило ей облегчения и тем более не казалось блаженством – она просто тупо глядела на мыльную воду, сквозь которую проступали зыбкие очертания ее болезненно-бледного тела.

Она одевалась только для прогулок, а ночью спала голая, поджав ноги, прямо на твердом холодном полу. Она не боялась заболеть и умереть. Рите даже хотелось этого, но судьба не сделала ей такого одолжения.

                                                                                                                             * * *

Зеркала и случайные отражения с некоторых пор пугали ее – она забыла, как «должна» выглядеть. Увидеть себя означало для Риты испытать почти мистический ужас, непереносимый для сознания, сжавшегося в точку. Этой точкой была ненависть, не имевшая ничего общего с обыкновенной человеческой ненавистью. Ненависть, которую она испытывала, не затрагивала ее уснувший мозг, но зато пропитывала каждую клетку тела, дрожала в каждом нерве, жила где-то рядом с паническим страхом… и могла никогда не проявиться.

                                                                                                                             * * *

Изредка, не чаще нескольких раз в год, хозяин выходил с Ритой за пределы двора, и тогда на ней не было ошейника, однако нож в его кармане и укол какого-то наркотика делали ее смирной и послушной. Во время этих прогулок она испытывала лишь покорность и страх, которые настолько явно читались в ее глазах, что заставляли людей, попадавшихся навстречу, внимательнее присматриваться к странной паре – хорошо одетому мужчине и девушке с абсолютно диким лицом, одетой кое-как. Но ни разу ни один из прохожих не захотел познакомиться с ними поближе.

Постепенно она забывала о том, что значит цивилизация. Дома, машины и люди стали для нее не более чем предметами, наделенными запахом, цветом, вкусом, способностью издавать шум, заполнять пространство и вызывать страх. Все они были возможными причинами неведомой смерти, и во время прогулок Рита часто бросала вокруг себя осторожные взгляды. Названий этих предметов она не помнила и уже не отождествляла одни и те же вещи, увиденные в разное время.

Это превращало каждую ее прогулку в путешествие, полное пугающих чудес и странных событий, в которых она не принимала никакого участия. Вернее, ей была отведена единственная и неизменная роль – бояться собственной тени.

В ней проявилось нечто, скрытое ранее под толстой скорлупой человеческой фальши, нечто, живущее по своим законам, неузнаваемое и немыслимое; сущность, чуждая всякой логике и всякому рассудку, поднявшаяся из темной пропасти бессознательного и помнящая времена, когда моста через эту пропасть не существовало вовсе – как не существовало и стены, отделившей первозданную душу от вещей привычных и слишком реальных, чтобы задумываться над тем, что находится по другую ее сторону.