Андалузские легенды (сборник) - [33]

— Ах я дура, дура бестолковая! — подумала Кикимора. — Мне бы прежде всего миллион просить! Что теперь делать? Не то деньги просить, не то молодость свою.

Тетка Кикимора призадумалась и не знала, на что решиться. Пепита явилась к матери разряженная и веселая и объявила ей о том же самом, о чем думала и мать.

— Матушка, мы главное-то и забыли. Деньги! Денег не будет у нас и дворец этот за долги отнимут.

Хоть и грустно было тетке Кикиморе отказываться от своих мечтаний — снова помолодеть — а делать нечего. Деньги были нужнее.

— Сама виновата. Карету просила, дура, да еще везти просила. Взяла бы миллион прямо, так и карету бы купила и доехала сюда и дворец бы выстроила. Ах, я простофиля! Ну, ты, чучело, давай последнее, и нечего делать, придется тебя выпустить. Давай миллион денег.

Чрез секунду, вокруг тетки Кикиморы уже лежали кучи золота и в соседних горницах нельзя было пройти от куч серебра. Пепита набрала полные карманы и поехала с мужем по магазинам. Этим-то она и спасла себя и мужа от погибели.

— Ну, что ж, выпускать тебя, стало, — спросила тетка Кикимора, оставшись наедине с бутылью, а у самой сердце ныло при мысли выпускать сатану, так ловко ей доставшегося.

Сатана сидел в бутыли, поджав хвост, и молчал, как убитый, притворяясь, что дремлет.

— Что ж, молчишь? А? Выпустить?! Эй!..

Молчит черт, как удавленный. И не шевельнется даже. Умысел у него свой был, а тетка не смекнула.

— А!.. Ты со мной и говорить уж не желаешь! — озлилась вдруг, Кикимора. — Так сиди же век тут, проклятый. Мне же лучше. Не выпущу.

Но не успела тетка Кикимора выговорить эти слова, как дворец затрещал, а стены и потолок рухнули на Кикимору и на стол. Бутыль, разумеется, разлетелась в дребезги. Сатана выскочил, перевернулся от радости в воздухе, даже присвистнул и, мазнув тетке по носу хвостом, самым невежливым образом, исчез как молния… А тетка Кикимора вместе с своим дворцом, и с кучами золота, ухнула в тартарары. А уж там-то что с ней было — совершенно никому неизвестно!..

Три пряхи

Жила была однажды молодая девушка, которая отличалась особенною ленью. Мать и сердилась, и уговаривала ее, и даже наказывала, но ничто не помогало.

Как-то раз, потеряв всякое терпенье, мать начала ее бить, а дочь начала кричать чуть не на всю улицу. В это время проезжала королева и, услыхав плач, велела остановить свою карету, вошла в дом и начала разспрашивать мать, в чем дело.

Женщине было стыдно сознаться, что ея дочь такая ленивица. Она и придумала солгать.

— Как же мне дочь не наказывать, когда я не могу отнять у нея веретено. Она постоянно хочет прясть, а я не могу, по моей бедности, покупать ей такое количество льна.

Королева на это сказала:

— Ничто мне не доставляет такого удовольствия, как трудолюбие. Отдайте мне вашу дочь. Я ее возьму во дворец. Что касается до льна, то я ей дам много, и она может прясть сколько хочет.

Мать, конечно, не посмела отказать, и королева увезла молодую девушку с собой.

Когда оне приехали во дворец, королева повела девушку и показала ей три комнаты, с верху до низу наполненных тончайшим льном.

— Спряди мне весь этот лен, и когда работа будет окончена, я тебя отдам замуж за моего старшаго сына. О бедности своей не безпокойся, плоды твоего прилежания будут хорошим приданым.

Девушка ничего не ответила. Она была в ужасе. Если бы она стала работать от зари до зари, то все-таки в триста лет не кончила бы этого урока.

Она осталась одна в комнате и горько заплакала.

Три дня миновали, а она все еще не принималась за работу.

Наконец, на четвертый день, королева приходит в ея комнату и видит, что девушка и не начинала еще работать.

— Что ж ты? спросила королева.

Девушка, смущаясь, обяснила, что она очень скучает об своей матери, потому только и не принималась за работу.

Королева удовольствовалась этим ответом, но однако прибавила:

— Погрустила и довольно. Пора приняться и за работу.

Когда девушка осталась одна, то была так смущена, что не знала, что ей придумать и в глубоком раздумье села у окна.

Вдруг видит она: идут какия-то три старыя женщины, одна страшнее другой. У первой была громадная длинная нога, у другой губа так велика, что висела и спускалась даже на подбородок, у третьей был огромный широкий палец.

Они подошли к окну и спросили у девушки, отчего она так печальна. Девушка немедленно разсказала им свою заботу. Три женщины предложили ей свои услуги.

— Но с одним уговором, сказали оне. — Если ты обещаешь нам пригласить нас к себе на свадьбу и, не стыдясь, назвать нас твоими тетками, то мы спрядем тебе весь твой лен, и так скоро, что все не надивятся.

— С удовольствием обещаю все исполнить, отвечала девушка.

— Ну, так нечего терять золотое время. Пойдем, примемся за работу, сказали старухи.

Молодая девушка ввела их в комнаты, и оне тотчас принялись за работу. Первая вертела ногой прялку, вторая мочила лен на губе, а третья сучила нитку и придавливала к столу своим большим пальцем. И при каждом повороте колеса целый пуд льна, как чудом, превращался в тончайшую нитку.

Всякий раз, что королева приходила в комнату, молодая девушка прятала своих прях, а королева, видя, сколько уже сделано, поневоле восторгалась.