Анатомия рассеянной души. Древо познания - [28]
Язык детей и в целом язык чувства — другая крайняя форма языка, где слово, которое почти что еще и не слово, выражает минимум идеи и максимум аффекта. Это — междометие, его и можно считать техническим термином страстей.
Между этими крайностями протекает жизнь языка; междометие — его зародыш; термин — его мумия. И параллельно проходит процесс овнешнения внутреннего, когда примитивная, страстная и нецельная душа движется к единому разуму, который выкристаллизовывает систему идей.
Каждое слово имеет, таким образом, два полюса, две направляющие. Одна из них толкает к чистому выражению идеи, а другая, наоборот, побуждает проявить эмоциональное состояние. В каждый отдельный момент то, что выражается тем или иным словом, представляет собой компромисс между этими тенденциями.
Многочисленные словарные гнезда должны происходить из дифференциации определенных междометий матери. У всех людей вплоть до эрудитов и докторов сохраняется эмоциональность, которую выражала их мать. Возможно стоило бы разработать строгий научный термин, который вводил бы это понятие более методично, с достоинством знамени гильдии, как, например, в случае с междометием.
Однако, продолжим: ругательства — это такие слова, которые обозначают объективную реальность, но используются не для выражения этой реальности, а для того, чтобы продемонстрировать наши личные чувства. Когда Бароха говорит или пишет «имбецил», он не хочет сказать, что определяет кого-то как слабоумного, sine baculo[120], слово здесь имеет свою оригинальную валентность, не связанную с болезнью нервной системы. С помощью этого слова выражается страстное презрение к данному человеку. Ругательства употребляются как сложные междометия; то есть как изнанка слов.
Перенасыщенность ругательствами есть симптом регресса словаря человека к словарю периода своего детства или, по крайней мере, какого-то упрямого ребячества, которое проникает в лексику взрослых людей.
Гипотеза испанской истерии
Полагаю, что в этом месте читателю придет на ум множество явлений, характерных для нашей, испанской жизни, сходных с примерами, порожденными искусством Барохи.
Почти все слова, употребляемые в политических разговорах нашими согражданами, — простые ругательства. «Клерикал» в устах либералов не означает человека, который верит в пользу религиозных порядков для исторической жизни народа, а просто означает: человек презренный, ничтожный. «Либерал» не равняется стороннику всеобщего голосования, и в восприятии реакционера будет обозначать человека, лишенного стыда.
Когда в 1909 году досточтимый судья верховного суда приехал в Барселону, он представился персонально сеньору Валенти Кампу[121] «экзальтированным кантианцем». Но тому манера мировосприятия вышеназванного судьи показалась не столь уж кантианской, а скорее типичной для существа, вызывавшего у всех страх и отвращение. Этот судья приехал в Барселону именно для того, чтобы сформировать и обосновать список каталонских философских взглядов, но более всего он трудился над списком людей, достойных того, чтобы отправить их в тюрьму. И весь используемый им словарь оказался редуцированным для выполнения минимальной функции — выражать личную ненависть и страхи Его Превосходительства.
Подобные вещи случаются во всех точках планеты. Зато известно, что в Европе не существует другого народа, обладающего столь богатым запасом ругательных слов, проклятий и междометий. Кажется только неаполитанцы могут составить нам какую-то конкуренцию.
В нашей стране ежегодно печатается совсем немного книг, так что, если мы хотим выяснить состояние нашего национального духа, необходимо обратиться к литературе распыленной, живущей в диалогах в кафе, на площадях, в трамваях, в коридорах Конгресса.
Эту устную литературу характеризует один элемент, который создает весь вкус и ритм высказывания: назовите этот элемент как хотите — остринкой, крепким словцом или междометием.
Данное явление само по себе уже в силу своей частоты и интенсивности должно показаться заслуживающим внимания. И очень серьезного.
Когда боль потрясает душу, то в том месте, куда проникло впечатление боли, пульсируют душераздирающие энергии, в неустойчивое состояние приходит и вся остальная психическая жизнь, что отражается даже на физиологии: пульс слабеет, дает сбои и прерывается. Душе необходимо мобилизовать все свои чувства, сосредоточив их на том месте, где была пробита брешь. Не думается, не видится, не слышится. И душа становится тетивой натянутого лука, готового выпустить стрелу в направлении враждебной боли —
