Анатомия любви - [81]

Это был уже даже не Хью. Хью освободился от своего растерзанного тела и… стоял рядом со мной. Нет, просто сбоку от меня, подавшись вперед и не сознавая моего присутствия, стоял мужчина в блейзере яхтсмена и в одной из тех соломенных шляп, какие встретишь скорее на ипподроме. Этот мужчина немного походил на Хью, по крайней мере, мне так показалось. Честный взгляд сине-зеленых глаз, бесстрастность, присущая истинному герою. Может быть, дух Хью был где-то среди нас, висел в воздухе, словно пыль, взметенная взрывом, и его частицы осели на всех нас. Но так всегда хочется думать, когда кто-то умирает.

Я протиснулся вперед. Никто особенно не возражал. Люди, стоявшие ближе меня к телу Хью, не горели желанием сохранить за собой место.

С другой стороны улицы пробиралась Ингрид Очестер.

– Я его знаю, – говорила она голосом, не отражавшим ее горе – тон был повествовательный, слегка смущенный. Она как будто извинялась за то, что имеет какое-то отношение к аварии, так могла бы извиняться нянька, чей подопечный опрокинул что-нибудь в магазине. – Я его знаю, – повторяла она снова и снова.

Она размахивала перед собой длинными руками, рассеянно похлопывая тех, кто не уступал ей дорогу. Она как будто шла по саду, отбиваясь от роя черных мух. Когда Ингрид перешагнула бордюр и оказалась рядом с телом Хью, колени у нее подогнулись, и, даже не пытаясь удержаться, она упала на четвереньки. Она приземлилась футах в пяти-десяти от Хью, но теперь из-под него натекла лужа крови, и она стояла на самом краю, вглядываясь в лужу, как будто хотела увидеть там свое отражение. Я стоял с другой стороны от Хью, шагах в десяти от тела. Еще три человека пробрались сквозь толпу, и теперь мы все существовали внутри этой ошеломленной сферы наблюдателей, словно застигнутые в некоем ритуальном танце.

– Не трогайте его, – сказал кто-то Ингрид.

Я обернулся, надеясь увидеть копа, который пробился через толпу и вот теперь берет все под свой контроль, но увидел простого прохожего. Когда я снова повернулся к Ингрид, она уже стояла коленями в луже крови, откидывая волосы со лба Хью. Ее свободно заплетенные косы упали на грудь, джинсовая юбка была красной и мокрой от крови, а ее руки и лицо в тех местах, где она коснулась Хью, были в красных пятнах. Она говорила что-то – Хью, мне, всем вокруг, – но я не понял, что именно. Я видел, как Хью гонится за мной. Я сам был Хью. Такси ударило меня в грудь, я упал на капот, но такси не притормозило, и от движения меня швырнуло назад. Я взлетел в воздух, а когда упал на проезжую часть, то меня по инерции протащило дальше. Кости грудной клетки у меня были сломаны, и когда голова ударилась об асфальт, фрагмент черепа отвалился, словно кусок старого фонаря из тыквы. Но хуже всего было, когда меня швырнуло обратно, сдирая кожу: это была знакомая боль, глупейшая и самая обыденная. Это было все равно что катиться по горячим осколкам стекла, хотя на самом деле я не знаю, каково это, но я прочувствовал ее, эту боль, которая заполнила последние мгновения моей жизни, подобно неистовому, ужасающему аккорду в финале симфонии.

Водитель цветочного грузовика, переехавший Хью, вышел из машины. Огромный мускулистый парень в белой майке, зауженных черных брюках и с коком, как у Элвиса Пресли. Он прижимал ко лбу носовой платок, промокая крохотные капли крови, сочившиеся из царапин, которые он получил, ударившись массивной головой о лобовое стекло. Он остановился в доброй сотне футов от Хью: такой потребовался тормозной путь после того, как он переехал его. Водитель двигался странной, неровной походкой, как будто надел ботинки младшего брата. Он смотрел на Хью и качал головой: кажется, он никак не мог понять, как его угораздило вдруг оказаться причастным к смерти другого человека.

– Смотрите, что случилось! – Ингрид обращалась к водителю грузовика.

– Отойдите, отойдите, – продолжал повторять кто-то.

Хью слабо шевельнулся, хотя, вероятнее всего, нет. К этому моменту я уже плакал в три ручья, и мир перед глазами дрожал, словно кусок желе на ложке.

– Посмотрите, – сказала Ингрид голосом матери, которая показывает детям гнездо с только что вылупившимися воробьями.

Водитель грузовика не стал приближаться к телу. Он покачивал головой и пристально смотрел на мертвого Хью, вероятно силясь понять, как этот чужеродный мешок с костями мог упасть ему под колеса, взорваться в эпицентре его сознания, угрожая лишить работы, отнять хлеб у его семьи.

– Не трогайте, не трогайте его, – говорил кто-то.

Я обернулся. Через толпу протискивался высокий чернокожий с бородой и в капитанской фуражке.

– Дайте пройти, черт возьми, дайте дорогу! – Он выглядел человеком понимающим, спокойным, заслуживающим доверия – может быть, научился оказывать первую помощь, служа на флоте, или обладал тайными знаниями целителей с далекого острова. Чернокожий взял меня за плечи и мягко отодвинул с дороги. – Дай ему место, чтобы он мог дышать, милая, – сказал он Ингрид.

Ингрид покачала головой и улыбнулась ему:

– Как я могу?

Она указала на тело Хью, пожав плечами, и сейчас я в первый раз увидел в подробностях, во что оно превратилось. Тело было в крови с головы до ног. Хью больше походил на жертву войны, чем дорожной аварии. А на животе одежда всплыла, словно листья на воде. Руки были раскинуты над головой так, как не могут быть раскинуты руки с целыми костями. Самая темная кровавая полоса пересекала горло. Казалось, что колеса проехали по шее, и если бы мы попытались поднять тело, то рисковали бы отделить голову от туловища.