Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [89]

"Укоряемы — благословляйте, гонимы — терпите, хулимы — утешайтесь, злословимы — радуйтесь (слова святого Серафима Саровского) — вот наш путь с тобой".

Так писала Государыня из Тобольска Вырубовой.

Остается еще сказать о дворцовом коменданте Воейкове. На него, как из рога изобилия, сыпались обвинения чуть ли не в том, что он "взял в свои руки Государя" (вопреки установившемуся мнению, можно сказать, что Государя никто не мог "взять в свои руки"), что он вместо вверенного ему дела занимается коммерцией, что он "распутинец" и прочий вздор. Бубнов дошел в своих воспоминаниях даже до того, что "Воейков покинул в критическую минуту облагодетельствовавшую его Царскую Семью".^{303}

На самом деле было как раз наоборот.

"...Только по настоянию генерала Алексеева, который этого требует и говорит, что если я (Фредерикс — В.К.) и Воейков останемся в Ставке, он не ручается за спокойствие Его Величества".^{304}

Генерал Спиридович, который служил под начальством Воейкова несколько лет, говорит о своем начальнике следующее:

«Пуришкевич резко обрушился на правительство, упоминал о темных силах, которые окружают Государя, очень некрасиво обрисовал деятельность Дворцового Коменданта Воейкова. Он заявил, что Воейков получил от министерства Путей Сообщения миллион рублей на постройку ветки в свое имение с минеральной водой "Кувака". То была ложь, которую через три дня опровергнул с той же трибуны сам министр (путей сообщения — В.К.). Ни одной копейки субсидий Воейков не получил, а железнодорожная ветка туда никогда и не проводилась. Но клевета была пущена и она облетела всю Россию. Надо было дискредитировать представителей власти, близких к Царю. Но при Дворе отлично знали безупречность Воейкова по отношению казенных денег, знали и подкладку речи Пуришкевича. При предшественнике Воейкова, при генерале Дедюлине, Пуришкевич получал от него ежегодно субсидию 15.000 рублей. Воейков нашел подобную выдачу излишней и перестал субсидировать Пуришкевича на его партийные, очевидно, предприятия. Пуришкевич стал всюду и везде критиковать и бранить Воейкова и вот теперь громил того с его водой "Кувакой". Врагов у Воейкова было достаточно много, и речь Пуришкевича имела большой успех. Генерал "от кувакерии" сделалось нарицательном кличкой».^{305}

Вот еще один отзыв о Воейкове:

"Государь относился к Воейкову доверчиво, как к распорядительному Дворцовому Коменданту, бодрому, веселому человеку, хорошему хозяину, но, конечно, Его Величество чувствовал, что Воейков не советчик в государственных делах и особого значения ему не придавал".^{306}

Но Воейков был действительно предан Государю, терпеть не мог "прогрессивной" общественности (не в пример высшим командирам армии), и этого было достаточно, чтобы его обливали повсюду грязью. Распутина он терпеть не мог, за что и вызвал в последнее время перед революцией немилость Государыни. Воейкова в особенности не любили Алексеев, Лукомский и Рузский.

События тем временем шли своим чередом. Петроградское Охранное Отделение присылало в соответствующие инстанции секретные донесения, одно тревожнее другого. Вот они.

«От 19 января 1917 года:

"Отсрочка Думы продолжает быть центром всех суждений... Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства... Население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия. Озлобленное дороговизной и продовольственной разрухой большинство обывателей питается "злостными сплетнями о "Думской петиции", об "организации офицеров, постановившей убить ряд лиц, якобы мешающих обновлению России".

"Неспособные к органической работе и переполнившие Государственную Думу политиканы... способствуют своими речами разрухе тыла... Их пропаганда, не остановленная правительством в самом начале, упала на почву усталости от войны".

"Характерный показатель того, что озлобленное настроение пострадавшего от дороговизны обывателя требует кровавых гекатомб из трупов министров, генералов... В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, открыто и свободно раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже Священную Особу Государя Императора".

Общий вывод из всего изложенного:

"Если рабочие массы пришли к сознанию необходимости и осуществимости всеобщей забастовки и последующей революции — к вере в "спасительность политических убийств и террора", то это указывает на "жажду общества найти выход из создавшегося политически-ненормального положения", которое с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее"».

От 26 января 1917 года доклад Начальника Охранного Отделения генерала Глобачева: .

«Передовые и руководящие круги либеральной оппозиции уже думают о том, кому и какой именно из ответственных портфелей удастся захватить в свои руки. При этом в данный момент находятся в наличности две исключительно серьезные общественные группы, которые самым коренным образом расходятся по вопросу о том, как разделить шкуру медведя".

Первую из этих групп составляют руководящие дельцы "парламентского" Прогрессивного блока, возглавляемые перешедшим в оппозицию и упорно стремящимся "к премьерству" председателем Государственной Думы — шталмейстером Родзянко. Они окончательно изверились в возможности принудить представителей Правительства уйти со своих постов добровольно и передать всю полноту своей власти думскому большинству, долженствующему насадить в России начала "истинного парламентаризма по западно-европейскому образцу".