Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [126]
Вот как мечтал, сидя в вагоне, этот "монархист":
"Государь отречется от Престола по собственному желанию, власть перейдет к Регенту, который назначит новое правительство. Государственная Дума, подчинившаяся указу о роспуске и подхватившая власть только потому, что старые министры разбежались, — передает эту власть новому правительству. Юридически революции не будет".>{405}
Нет, он все-таки был и глуп.
Тайком выбравшись, так как Суханов, Стеклов, Соколов и др. могли заставить остаться (значит, подлинная власть), этот господин думает, что Совдеп согласится на какого-то Регента, на его назначение какого-то правительства и т.д.
Гучков и Шульгин прибыли после 10 часов вечера.
Еще до их прибытия Государь имел продолжительную беседу с лейб-хирургом профессором Федоровым. Государь спрашивал Федорова о болезни Наследника. Тот ответил Государю, что болезнь его сына неизлечима, и как долго можно с ней прожить неизвестно. Эта беседа заставила Государя позже, после приезда депутатов изменить свое решение о передаче Престола. Государь решил передать Престол вместо сына Брату.
"Федоров удивлялся на Государя, на его силу воли, на страшную выдержку и способность по внешности быть ровным, спокойным.
Прислуга, солдаты, офицеры — все с какой-то болезненной тревогой смотрели на Его Величество. Все не хотели верить, что близится время, когда у них не будет любимого Государя Николая II".>{406}
"Когда поезд с Гучковым и Шульгиным подошел к станции Псков, Государем был прислан дежурный флигель-адъютант Мордвинов передать им, что Его Величество их ждет. Мордвинов провел их прямо с поезда в салон-вагон Государя, где они были встречены Министром Двора. Гучков, здороваясь с Министром Двора, сказал ему: "В Петрограде стало спокойнее, граф. Но ваш дом совершенно разграблен; а что сталось с вашей семьей — неизвестно". Оба прибывшие к Его Величеству представителя народа производили впечатление людей не мытых, не бритых, были они в грязном крахмальном белье.
Во время приема Государем депутатов — Гучкова и Шульгина — сопровождавшие их занимались раздачей на вокзале всевозможных революционных листовок и вели с публикой возбуждающие беседы. Его Величество, выйдя в салон, поздоровался с депутатами, предложил им сесть и спросил, что они имеют Ему передать".>{407}
А Мордвинов пишет об этом:
"Оба они были, видимо, очень подавлены, волновались, руки их дрожали, когда они здоровались со мной, и оба имели не столько усталый, сколько растерянный вид.
"Что делается в Петрограде?" — спросил я их.
Ответил Шульгин. Гучков все время молчал...
"В Петрограде творится что-то невообразимое, — говорил, волнуясь, Шульгин. — Мы находимся всецело в их руках и нас, наверно, арестуют, когда мы вернемся".
"Хороши же вы, народные избранники, облеченные всеобщим доверием, — как сейчас помню, нехорошо шевельнулось в душе при этих словах. — Не прошло и двух дней, как вам приходится уже дрожать перед этим "народом"; хорош и сам "народ", так относящийся к своим избранникам".
"Что же вы теперь думаете делать, с каким поручением приехали, на что надеетесь?" — спросил я, волнуясь, шедшего рядом Шульгина.
Он с какой-то смутившей меня не то неопределенностью, не то с безнадежностью от собственного безсилия и, как-то тоскливо и смущенно понизив голос, почти шепотом, сказал:
"Знаете, мы надеемся только на то, что, быть может, Государь нам поможет...">{408}
Мы знаем, о какой "помощи" говорил Шульгин. Он, наверно, так же говорил и с "дорогим Никитой Сергеевичем".
А в вагоне Шульгин так описывает встречу с Государем:
"Государь сидел, опершись слегка о шелковую стену, и смотрел перед Собой. Лицо Его было совершенно спокойно и непроницаемо. Он изменился сильно с тех пор... Похудел... но не в этом было дело... А дело было в том, что вокруг голубоватых глаз кожа была коричневая и вся разрисованная белыми черточками морщин... Государь смотрел прямо перед собой, спокойно, совершенно непроницаемо. Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Что делалось в России, мы не знали. Нас раздавил Петроград, а не Россия... Мне казалось, можно было угадать в лице Государя:
— Эта длинная речь — лишняя...">{409}
А Рузский в это время торопливо подымался на входную площадку вагона. Он раздраженно говорил:
«"Всегда будет путаница, когда не исполняют приказаний. Ведь было ясно сказано — направить депутацию раньше ко мне. Отчего этого не сделали, вечно не слушаются".
Я хотел его предупредить, что Его Величество занят приемом, но Рузский, торопливо скинув пальто, решительно сам открыл дверь и вошел в салон».>{410}
А Рузский угодливо спрашивал Шульгина:
«"По шоссе из Петрограда движутся сюда вооруженные грузовики... Неужели же ваши? Из Государственной Думы?
Меня это предположение оскорбило. Я ответил шепотом, но резко:
— Как это вам могло придти в голову?
Он понял.
— Ну, слава Богу — простите...
Гучков продолжал говорить об отречении...
Генерал Рузский прошептал мне:
>— Это дело решенное... Вчера был трудный день...
— ...И помолясь Богу... — говорил Гучков...
При этих словах по лицу Государя впервые пробежало что-то... Он повернул голову и посмотрел на Гучкова с таким видом, который как бы выражал:
28 февраля 1917 года произошел трагический надлом русской жизни, повлекший за собой крушение самой империи и ставший одним из величайших событий прошлого века. Вступила ли Россия в эру «светлого будущего свободы, равенства и братства» или взяла на себя грех отступничества под предводительством высших военных чинов? И как разделить вину за реки пролитой крови, братоубийственную войну и неописуемые бедствия, выпавшие на ее долю? Эти вопросы волнуют нас и спустя столетие.
Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Настоящая книга явилась плодом совместного творчества известнейших ученых-кельтологов, Майлза Диллона и Норы Чедвик. Это обобщающий и в некотором роде подытоживающий труд, вместивший все наиболее важные данные и сведения, собранные кельтологией к середине 60-х годов XX века. Наряду с широчайшим охватом материала великим достоинством этой книги является истинно научный подход авторов, основывающих свое изложение только на достоверной и проверенной информации, скрупулезном и тщательном анализе и сопоставлении источников.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.
В книге рассматривается время, названное автором «длинным 1894-м годом» Российской империи. Этот период начинается с середины января 1894 г., когда из-за тяжелого заболевания Александр III не мог принимать министерские доклады и наследнику цесаревичу Николаю было поручено ознакомиться с ними, то есть впервые взяться за выполнение этой исключительно царской миссии. Завершается «длинный 1894-й» второй половиной января – началом февраля 1895 г. В те дни, после выступления Николая II 17 января в Зимнем дворце перед депутациями, четко определился неясный прежде его идеологический курс.