Анатомия глупости - [4]

Эта подружкина уверенность в себе была для меня чем-то немыслимым, непостижимым. Я-то была ужасно неуверенная в себе. У меня были большие уши, маленькие глаза, я краснела и бледнела, когда меня вызывали к доске, а она не краснела и не бледнела, даже когда лепила самую невероятную чушь. Обычной ее реакцией было: «Подумаешь! Ерунда!» Я была в восхищении.

Так я провосхищалась примерно до 8-го класса, когда она уехала учиться в музыкальное училище, А Я ОСТАЛАСЬ ОДИН НА ОДИН С ЭТОЙ ЖИЗНЬЮ…

Некому было воскликнуть: «Подумаешь! Ерунда!» Никто не мог подсказать мне, хорошо или плохо я сделала то или это. Никто не придумывал, о чем бы помечтать или чем бы заняться. Понимаете?

То, чего я всегда боялась, случилось. Я осталась с этой жизнью один на один. Мама была не в счет. Мама говорила одни и те же фразы, реагировала одним и тем же образом, как инфузория-туфелька. Посуда вымыта – мама довольна. Посуда не вымыта – мама кричит.

Мне и в голову не приходило спросить что-нибудь у мамы. Тем более что-нибудь типа: «Как ты относишься к Алле Пугачевой?», или: «Какая помада лучше?», или: «Пойти постричься или сделать перманент?»

Все девочки в классе сделали перманент, покрасили волосы хной и ходили восхитительно рыжие и лохматые. Мама поджимала губы. От меня требовалось хорошо учиться, приходить домой не позже девяти вечера и мыть посуду с мылом, а не просто споласкивать под краном.

Мама никогда не шутила со мной, никогда не играла ни в какие игры, никогда не смеялась.

Мама была занята борьбой за место под солнцем в виде квартальной премии. Столько всего надо было учесть и обсудить с отцом! До меня ли…

Не помню, чтобы мама хоть раз погладила меня по голове или поцеловала…

Однажды, будучи уже сама матерью двоих оболтусов, я как-то намекнула на это мутное обстоятельство. Мама ответила совершенно стандартно:

– А меня тоже никто не целовал и не гладил по головке.

Когда я докладывала об очередной пятерке по физике или литературе, мама хмурила брови, потом поджимала губы и, наконец, выдавливала свое «Хорошо». Без восклицательного знака. Выглядело это как: «Ну, иди пока, а там посмотрим».

С родительских собраний мама приходила со скучающим выражением на лице, говорила, что все нормально и что меня не ругали. Хотя я точно знала, что была в классе лучшей ученицей.

Постепенно я потеряла всякую надежду получить от мамы хоть какое-то подтверждение своего существования и переключилась на внешний мир.

Я старалась успевать везде: занималась плаванием, ходила в разные студии, вышивала, шила и вязала, рисовала, пела под гитару… Мама меня игнорировала.

Как-то само собой в моей голове возникло твердое убеждение, что недостаток родительской любви можно восполнить любовью от мальчиков. Вернее, это сейчас я понимаю, что именно от недостатка родительской любви у меня что-то в голове повернулось.

Тогда же, как томимый жаждой путник, я открыла для себя новую область человеческих отношений – любовь. Я думала про эту таинственную область почти постоянно. Гимном отношений между мальчиками и девочками стал мультфильм «Бременские музыканты» с прекрасной музыкой. Я плакала, когда Магомаев обращался к своей принцессе и убеждал ее, что солнце взойдет.

Я была уверена, что и меня кто-то полюбит точно так же, как эту мультяшную принцессу. Каждый раз, когда какой-нибудь мальчик обращал на меня внимание, я вздрагивала от волнения, а в голове начинала звучать волшебная песня про «солнце взойдет».

Но мальчики были грубыми и глупыми. Они дергали меня за косички, смеялись своим непонятным шуткам, дрались на переменах, и от них противно пахло куревом и несвежим бельем. Ни один не хотел быть принцем.

Когда я вспоминаю себя в подростковом периоде, у меня всегда возникает чувство отделенности от всех остальных.

Книги, которые я читала, фильмы, которые мне нравились, музыка, которую я слушала, – все это было так далеко от моего окружения! Мама никогда не говорила со мной о чем-то, кроме посуды и уборки, подружка меня покинула, мальчик-принц не завелся, и я чувствовала себя если и не белой вороной, то, по крайней мере, какой-то посторонней птицей на этом празднике жизни.

Мне хотелось говорить о чем-то важном, интересном, жизнь была полна загадок, тайн, все дышало чем-то сокровенным… А поговорить было не с кем.

Я привыкла к тому, что с людьми мне было странно, неуютно, что к людям надо приспособиться, что люди заняты чем-то обычным, бытом, наверное.

Таким образом, я вышла в большую жизнь. Без руля и без ветрил. С отличным аттестатом. Без цели.

Только одна мечта занимала меня – выйти замуж. Мне казалось, что замужество – и есть то стабильное счастливое состояние, которого мне не хватает. Я не понимала тогда, что мужчина – такое же существо, как и я, а вовсе не царь и бог. Иначе почему все так носятся с этим делом: ах, муж, замуж, мужчина, развелась, свадьба, живут… Носились с этим делом все поголовно.

Моя школьная подружка вернулась благополучно из своего музыкального училища и сразу же вышла замуж за мальчика, который учился в нашей школе года на два старше нас и был звездой! И родители его были звездами, и друзья его тоже были звездами – играли на танцах, были музыкантами! А мальчик этот собирался стать режиссером.