Анастасия. Вся нежность века - [11]

Поезд темный, глухой. Только в одном из вагонов чуть светится за сдвинутыми шторами пара окошек. На боку синего спального вагона – уже изрядно оббитый и изувеченный российский герб с царской короной наверху. У орла нет одной головы, болтается на честном слове вывернутая лапа. Золоченая корона, поскрипывая, качается на гвозде.

В вагонах неспешно открываются тамбуры, солдаты-конвоиры с примкнутыми штыками показываются на подножках, некоторые спрыгивают вниз, разминаются. Снаружи зябко и стыло, похоже, срывается поземка, от дыхания идет пар.

На перроне появляется в сопровождении солдат красный комиссар. Это Яков Юровский, он бежит к паровозу, издали кричит машинисту:

– Кто разрешил, кто разрешил, я спрашиваю! Уберите немедленно царский поезд, уберите за станцию, на последний путь. Никто не должен видеть, уберите поезд!

Огромная, болтающаяся на правом боку деревянная кобура с маузером то и дело бьет его по колену. Комиссар на ходу обращается к кому-то:

– Проследите, чтоб окна были глухо зашторены, чтоб свет не выбивался.

Под лязганье и сопенье поезд маневрирует, медленно сдает назад, уходит в темноту, за ним не спеша следуют несколько солдат конвоя, некоторые висят на подножках.

Поезд останавливается в глухом закутке на запасном пути под водокачкой. Платформа сюда не доходит.

Из царского вагона спрыгивает часовой, становится возле подножки, приваливается к вагону. В тамбуре показывается царь. Он, как всегда, в военной полевой форме, в портупее, сверху на плечи накинута полковничья шинель, но погоны уже с мясом оторваны. На голове фуражка без кокарды. Из-под фуражки виднеются поседевшие виски. Николай вдыхает ночной воздух, вглядывается в темноту. Оттуда слышны приглушенные голоса, вспыхивают огоньки сигарет, кто-то шумно справляет нужду.

Николай интересуется у солдата:

– Какая станция?

Тот лениво сплевывает на сторону:

– Не положено отвечать, вашброть.

Царь, разминая затекшие ноги, неуклюже спускается на землю. Закуривает от спички, пряча ее от ветра. Предлагает портсигар конвоиру:

– Не желаете закурить?

Конвоир молча запускает пятерню в портсигар, берет горсть сигарет, прячет за пазуху, одну засовывает в рот. Наглея, смотрит в упор на царя:

– Нам огоньку бы…

Царь молча подает ему спички. Солдат раскуривает, прячет спички в карман. Царь:

– Спички верните, пожалуйста!

Солдат нехотя отдает спички:

– На!

Царь, хрустя гравием под ногами, идет вдоль вагона. Солдат кричит:

– Эй, вашброть, не ходи далеко, я ведь, если что, и пульнуть могу!

Царь поворачивает назад.

* * *

На другом конце станции спешивается конный отряд. Первым спрыгивает с лошади и бросает повод ординарцу человек в такой же офицерской шинели, как у Николая. Он высок, гораздо выше царя, плечи широко развернуты, в движениях чувствуются уверенность и сила, в голосе – привычка повелевать.

Он отдает какие-то команды своим людям, те уводят лошадей под уздцы. На нем такая же полевая форма, перетянутая портупеей, на боку наган в коричневой кожаной кобуре. Рука у него на перевязи после ранения, поэтому шинель с одной стороны просто накинута на плечо. На груди топорщится революционный красный бант. Заметна многодневная небритость на лице, но это еще не борода.

Человек идет вдоль вагонов, вглядываясь в узкие редкие полоски света, пробивающегося из-за штор. Похоже, он кого-то ищет. Вскоре они с царем сходятся в нескольких метрах друг от друга. Оба входят в кольцо света под раскачивающимся фонарем.

Тут в полной тишине нагрудные часы у красного командира громко играют мелодию «Боже, царя храни!».

– Какой странный бой у вашего брегета! – удивляется царь. – Вот уж не думал, что теперь это может кого-то забавлять.

– По специальному заказу делали в Лозанне к трехсотлетию Российского Императорского Дома, ваше императорское величество! – отчеканивает красный командир, прикладывая руку к фуражке.

Подходит с ружьем наизготовку конвоир от вагона:

– Эй, кто таков? Не положено!

Увидев красный бант на груди:

– Докýмент, докýмент есть?

Красный командир:

– Вольно, боец. Я командир отряда особого назначения. Следуем за поездом по приказу революционного командования Уральского реввоенсовета.

Показывает издали конвоиру какую-то красную книжку. Тот козыряет и отходит к вагонам, утратив интерес к случайным собеседникам.

Царь продолжает разговор с ночным незнакомцем:

– Офицер? Из бывших? Что-то мне ваше лицо знакомо. В каком полку служили?

– Полковник ее императорского величества подшефного уланского полка князь Ильницкий, ваше императорское величество!

– Оставьте фанфаронство, князь. Теперь я такой же отставной полковник, как и вы. Но что привело вас к красным? Ужели ваша ненависть к нам так велика?

– Полагаю, что в служении России и Отечеству буду более полезен в этом качестве… Ваше величество! – после небольшого замешательства решительно добавляет полковник.

– Убеждения, значит…

– Так точно! Убеждения, как честь и верность присяге, для русского офицера превыше всего, ваше императорское величество!

Царь начинает понимать происходящее, он снимает фуражку, вытирает лоб платком.

– Вы отважный человек. Вам известны наши тягостные обстоятельства?