Анастасiя - [6]

Шрифт
Интервал

— Выйдет из Склифа, ты и спроси, — объяснил Матвей.

— Ладно, спрошу. Давай дальше, — сказал я.

— А дальше просто. Ты ложишься на эту доску и тебя вдвигают в канал, где находятся матрицы СКВИДов и антенные решетки. Компьютерные программы формируют с их помощью рецептивные магнитные поля, в твоем мозгу появляются картины виртуальной действительности. И ты начинаешь действовать в соответствии с обстоятельствами. Ну, якобы действовать. Якобы в обстоятельствах. В виртуальном пространстве. При этом не перестаешь лежать на ложе прибора. В свою очередь твои рецептивные поля воспринимаются этими же СКВИДами и дополняют программу. Проги наши самообучаются.

— Но, чтобы сформировать, нужно сначала их знать, эти картины. Нужно владеть историческими деталями…

— А почему ты думаешь, что мы ими не владеем? Я на это в МГУ два года жизни потратил. На эпоху Ивана Грозного… Самый изученный, между прочим, период русской истории, хоть и самый до сих пор не понятый?

— Ну, изучил ты историю… Дальше— то что? — все никак не мог я взять в толк.

— А дальше, как в кино. Только без артистов и декораций. Сначала я сам туда влезаю, включаю запись и трансформирую свои представления в компьютер. Записываю эмоции от некоего исторического события, как режиссер записывает сцены с артистами на съемочной площадке.

— В «Крестоносце» играют разные персонажи: рыцари, янычары, епископы.

— Ну и у нас так же… — согласился Матвей. — В этом-то и состоит занимательность игры.

— Так вам пришлось, как артистам, и разные роли играть? — спросил я.

— Ну и пришлось. Какую роль мне, какую Лехе. Что такого? Не самая неразрешимая проблема в этом деле, — обиделся Матвей. — Деньги на аппаратное обеспечение — на hard ware — это была проблема. Потрачено немеренно. В расчете на будущие прибыли. Вон на полках литература стоит… Четыре года ушло на все, про все. Трудней всего машину было состряпать. Если бы не Лехины макеты из Ивандеевки, вообще бы ничего не вышло. Да и прибылей пока нет. Реклама нужна.

Кое-что я, наконец, начал понимать во всей этой абракадабре.


* * *

Матвей все нажимал клавиши компьютера.

— Слушай, — сказал Матвей, — надо бы, это, типа, выяснить, что там случилось с Лехой Васильевым, там, в прошлом? Ведь, если его прихватило, значит, может шарахнуть и еще кого-нибудь. Это надо исключить…

— А что, разве нельзя? Наверное, в файлах что-то сохранилось? — спросил я.

— Да вот, не больно-то. Понимаешь, когда все вырубилось из-за короткого замыкания, Лехина программа игры гавкнулась. Мы даже не узнаем, каких героев он выбирал, — объяснил Матвей. — Ничего не осталось…

— Так что делать?

— Сплавать туда и посмотреть, может быть, там следы какие-то остались… — предложил он.

— Например, найти надпись на заборе: «Здесь был Леша».

— Типа того,… Ну так, что, по коням? — спросил он.

Я не поверил:

— А что, неужели можно?

Он кивнул.

— Вот только еще раз проверю, не разрушилось ли что после короткого замыкания. И пойдем. Ты пока литературку поштудируй. Пригодится. Там закладки вложены. Мне полчаса понадобится.

На стеллажах вдоль стены операционной громоздились десятки толстых томов в твердых обложках и сотни тонких в мягких.

Матвей уселся за компьютерный стол, а я подошел к стеллажам. Здесь было все, по крайней мере, все, что мне было известно: истории Карамзина, Соловьева, Льва Гумилева, лекции Ключевского, книги Платонова, Скрынникова, работы немца Кампенгаузена, русские летописи, сборники былин, сказаний и всякое другое. Все прочитать и четырех лет не хватит. Я открыл наугад из Н. М. Карамзина, где заложена была закладка.

«Не знаем всех обстоятельств, знаем только, кто и как погиб в сию пятую эпоху убийств. Шурин Иоаннов князь Михайло Темгрюкович, суровый азиатец, то знатнейший воевода, то гнуснейший палач — вдруг, сраженный опалою, был посажен на кол.

Вельможу Ивана Петровича Яковлева, брата его, Василия и воеводу Замятню Сабурова засекли, а боярина Салтыкова постригли в монахи Троицкой обители и там умертвили. Иоанн отравил одного из своих любимцев Григория Грязного, князя Гвоздева-Ростовского и многих других…»

Неплохо!

Я взял другой том. Из В. О. Ключевского:

«Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду, в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель всей династии.

Успешно начатые внешние предприятия и внутренние реформы расстроились, были брошены недоконченными по вине неосторожно обостренной внутренней вражды…»

У С. М. Соловьева было:

«…Более чем странно смешение исторического объяснения явлений с нравственным их оправданием… Можно ли оправдать человека нравственной слабостью, неумением устоять против искушений, неумением совладать с порочными наклонностями своей природы?

Бесспорно, что в Иоанне гнездилась страшная болезнь, но зачем же было позволять ей развиваться? Мы видим в нем сознание своего падения.

„Я знаю, что я зол“, — говорил он…»

«Ничего себе, времечко, — подумал я. — Немудрено, что Леху там прихватило!» Но, странное дело, желание мое туда отправиться не стало меньше.


* * *

— Ну, слава Богу, все поправил, — сказал Матвей, поворачиваясь вместе с креслом.


Еще от автора Николай Николаевич Блинов
Солнца сильнее

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Флаг на грот-мачте

Документальная приключенческая повесть о возникновении пионерского движения на Севере, в Архангельске. Ребята создают первый пионерский лагерь, издают рукописный журнал «Костер», активно участвуют в зарождении новой жизни.


Рекомендуем почитать
Хроника отложенного взрыва

Совершено преступление. Быть может, самое громкое в XX веке. О нем знает каждый. О нем помнит каждый. Цинизм, жестокость и коварство людей, его совершивших, потрясли всех. Но кто они — те, по чьей воле уходят из жизни молодые и талантливые? Те, благодаря кому томятся в застенках невиновные? Те, кто всегда остаются в тени…Идет война теней. И потому в сердцах интерполовцев рядом с гневом и ненавистью живут боль и сострадание.Они профессионалы. Они справедливы. Они наказывают и спасают. Но война теней продолжается. И нет ей конца…


Любвеобильный труп

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Это было только вчера...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бей ниже пояса, бей наповал

Два предприимчивых и храбрых друга живут случайными заработками. То в их руки попадает лучший экземпляр коллекции часов («Говорящие часы»), то на чужой жетон они выигрывают кучу денег («Честная игра»), а то вдруг становятся владельцами прав на песню и заодно свидетелями убийства ее автора («Бей ниже пояса, бей наповал»). А это делает их существование интересным, но порой небезопасным.


Говорящие часы

Два предприимчивых и храбрых друга живут случайными заработками. То в их руки попадает лучший экземпляр коллекции часов («Говорящие часы»), то на чужой жетон они выигрывают кучу денег («Честная игра»), а то вдруг становятся владельцами прав на песню и заодно свидетелями убийства ее автора («Бей ниже пояса, бей наповал»). А это делает их существование интересным, но порой небезопасным.


Гебдомерос

Джорджо де Кирико – основоположник метафизической школы живописи, вестником которой в России был Михаил Врубель. Его известное кредо «иллюзионировать душу», его влюбленность в странное, обращение к образам Библии – все это явилось своего рода предтечей Кирико.В литературе итальянский художник проявил себя как незаурядный последователь «отцов модернизма» Франца Кафки и Джеймса Джойса. Эта книга – автобиография, но автобиография, не имеющая общего с жизнеописанием и временной последовательностью. Чтобы окунуться в атмосферу повествования, читателю с самого начала необходимо ощутить себя странником и по доброй воле отправиться по лабиринтам памяти таинственного Гебдомероса.