Анархизм. Суть анархизма - [32]
«Все святое есть обуза, цепи. Все святое будет и должно быть уничтожено при уничтожении права; потому в наше время во всех областях замечается множество случаев такого уничтожения. Они подготавливают крушение права, его исчезновение»[299]. Считай себя более сильным, чем признают тебя другие, и ты будешь обладать большей силой; считай себя больше, и ты будешь больше»[300]. «Бедные только тогда будут свободными и собственниками, когда они возмутятся, обогатятся и возвысятся»[301]. «Только в эгоизме может найти чернь помощь; эту помощь она должна оказать себе сама, и она себе окажет ее. Если она не позволит устрашиться, она станет силой»[302].
II. Чтобы «совершить переворот»[303] и на место права, государства и собственности водворить новый порядок, необходимо далее насильственное восстание против существующего строя.
1. «Государство может быть побеждено только дерзким произволом»[304]. «Преступление есть насилие отдельного человека, и только посредством преступления отдельный человек уничтожает насилие государства, когда он полагает, что не государство должно быть выше его, а они — выше государства»[305]. «Результат и здесь получается тот, что люди, мыслящие в своей борьбе против правительства, не правы, т. е. бессильны, пока борьба эта не знает иных средств против личной силы, кроме мыслей (эгоистическая сила затыкает мыслящим людям рот). Теоретическая борьба не может дать места полной победе, и святая сила мысли подчиняется насилию эгоизма. Только эгоистическая борьба, борьба эгоистов с обеих сторон, делает все ясным»[306].
«Вопрос о собственности нельзя решить так мирно, как об этом мечтают социалисты и даже коммунисты. Он может быть решен только войной всех против всех»[307]. «Ведь я беру обратно ту силу, которую, по незнанию своих собственных сил, я предоставил другим! Я говорю себе: все, на что распространяется моя сила, это моя собственность, и я присваиваю себе все то, как свою собственность, для достижения чего я чувствую в себе достаточно сил; я позволяю себе увеличивать мою действительную собственность до тех пор, пока я уполномочиваю себя брать, т. е. — пока я в силах»[308]. «Чтобы уничтожить неимущую чернь, эгоизм не говорит: подожди, пока блюстители справедливости подарят тебе что-нибудь во имя всего общества, но говорит: хватай и бери все, что тебе нужно»[309].
В этой борьбе Штирнер оправдывает всякое средство. «Ни перед каким делом я не остановлюсь только потому, что в нем будто бы живет дух безбожия, безнравственности, несправедливости, точно также, как святой Бонифаций не отказался из-за религиозных соображений от срубления языческого дуба»[310]. «Власть над жизнью и смертью, которую церковь и государство удерживают за собой, я называю также и своей властью»[311]. «Жизнь отдельного человека имеет для меня значение лишь постольку, насколько она ценна для меня. Его богатства, материальные и духовные, принадлежат мне, и я управляю ими по мере своей силы»[312].
2. Штирнер рисует нам картину одного отдельного явления в этом насильственном перевороте строя. Он предполагает, что некоторые люди уже видят, что они в государстве по сравнению с другими привилегированными лицами слишком обделены.
«Обделенные задают себе вопрос: чем же застрахована ваша собственность, ваша — господа привилегированные? — и отвечают себе: тем, что мы воздерживаемся от покушения на нее. Стало быть, нашей защитой! И что же вы даете нам за это? Пинком ноги и презрением дарите вы «простой народ»; полицейским надзором и катехизисом со следующим главным правилом: уважай то, что не принадлежит тебе, но что принадлежит другому! Уважай других и особенно начальство! Мы же отвечаем вам: если хотите нашего уважения, так купите его за выгодную для нас цену. Мы оставим за вами вашу собственность, если вы дадите нам за это должное возмездие. Что дает генерал в мирное время взамен своего многотысячного годового жалованья, а другие за свой ежегодный доход в сотни тысяч или миллионы? Чем вы платите за то, что мы жуем картофель и спокойно смотрим, как вы глотаете устрицы? Платите нам за устрицы такую же цену, какую мы должны платить вам за картофель, и мы позволим вам есть их и впредь. Или вы думаете, что устрицы нам не принадлежат так же, как и вам? Вы будете кричать о насилии, если мы возьмем и станем их есть, и вы будете правы. Без насилия мы их не получим, точно так же, как и вы имеете их только потому, что употребляете над нами насилие.
Берите же себе устрицы и дайте нам дорогу к более близкой сердцу нашему собственности (ибо она-то только и есть собственность), к работе. Мы мучаемся двенадцать часов в поте лица нашего, а вы предлагаете нам за это несколько грошей. Берите же и вы за свою работу столько же. Мы уж доведем дело до конца, раз мы все сошлись на том, что никто ничего не должен дарить другому. Уже сотни лет, как мы по добродушной глупости своей подаем вам милостыню, раздаем лепту бедняков и даем господам то, что не принадлежит им; откройте же ваши кошельки — ибо с сегодняшнего дня наш товар чрезмерно повысился в цене. Мы ничего не хотим отнять у вас, только платите лучше за то, что хотите иметь. Что ты имеешь? «Я имею имение в тысячу десятин». А я пахарь и готов тебе пахать твою землю только за талер в день. «В таком случае я беру другого». Ты не найдешь никого, так как мы, пахари, дешевле не хотим; если же явится хоть один такой, который возьмет дешевле, то пусть он остерегается нас»
