Анархия – мать порядка - [113]

Это предопределяло гибель большинства вождей повстанчества.

Но Махно не собирался сдаваться в плен. С небольшим отрядом в несколько десятков человек он прорвался через всю Украину к румынской границе. Несколько кавалерийских дивизий пытались найти этот отряд, но 28 августа 1921 г. он переправился через Днестр в Бесарабию.

Таким образом завершилось крупнейшее на тот момент социальное движение под знаменами анархии. Последний период в истории махновского движения характеризуется серьезной корректировкой его стратегии, поиском путей преодоления локальности революционного очага, обращением к синдикалистским идеям, переносом центра тяжести внутренней политики на повышение уровня культуры жителей района. Однако, несмотря на частные успехи, антибольшевистским движениям в 1920–1921 гг. не хватило времени и сил для того, чтобы переломить общие тенденции развития Российской революции.

За что боролись?

В конце 1921 г. пространство бывшей Российской империи представляло собой выжженную землю. Голодали Поволжье и Украина – хлебные житницы. Промышленность лежала в руинах. Война закончилась не только из–за уступок большевиков крестьянству, но и в результате всеобщего изнеможения. Но дым рассеется, и выяснится, что Великая Российская революция стала началом могучего рывка страны в будущее.

В 1917–1922 гг. за короткий в историческом масштабе срок страна неузнаваемо изменилась. Царскую символику вытеснили красные флаги и звезды, в коридорах власти аристократов во фраках и золотом шитье сменили относительно молодые люди в кожанках и френчах, общественная атмосфера веяла духом перемен, устремленности в будущее, неповторимости происходящего — страна Советов впервые в мире пробивала дорогу к социализму — неведомому светлому будущему человечества. Среди тех, кто составил новый правящий класс, было немало бывших участников оппозиционных коммунистам организаций от эсеров до анархистов. Они принимали цели компартии, хотя по–прежнему были не в восторге от методов. В этом отношении, впрочем, они мало отличались и от стопроцентных коммунистов, также разделившихся на фракции и живо обсуждавших вопросы «За что боролись?» и «Куда идти». Махно мог быть среди них, если бы «вовремя сориентировался», отказался от своих принципов. Тогда он носил бы чин комкора, дружил бы с Антоновым–Овсеенко, поправил бы здоровье и дожил бы не до 1934 года, а до 1937–го. Но он не отказался от принципов…

* * *

Иным был выбор Каландаришвили, который в 1921 г. вступил в компартию. Его биограф И. Подшивалов ставит в связи с этим финалом сибирского Дедушки более общую проблему: «Имя Нестора Каландаришвили среди сибирских партизан гремело также, как имя Нестора Махно среди украинских повстанцев. Оба принадлежали к одному политическому направлению — анархо–коммунизму, оба участвовали в революции 1905 г., оба сидели в тюрьмах, и оба даже получили от большевиков орден Красного Знамени. Но, несмотря на сходство биографий, жизненный путь двух этих людей завершился по–разному. Украинский крестьянин Махно из последних сил бился с большевиками, ушел за кордон и умер, оклеветанный в глазах своего народа, в Париже, а грузинский дворянин Каландаришвили был убит, подавляя восстание якутов и эвенков, после чего канонизирован. Махно лежит на кладбище Пьер–Лашез возле Стены Коммунаров, Каландаришвили похоронен в Иркутске на горе Коммунаров. Разные оказались Коммунары…

О подвигах Нестора Каландаришвили написано предостаточно. Нас же интересуют причины перерождения любимого крестьянами и рабочими партизанского командира в верного слугу большевистского режима. Ведь он не был одинок в своем выборе. Тем же закончил свой путь «последний гайдук» Бесарабии Григорий Котовский… И любимец черноморских матросов анархист Борис Мокроусов, через четверть века получивший звание Героя Советского Союза…, матрос–балтиец Павел Дыбенко залил кровью родной Кронштадт, восставший против большевиков в 1921–ом г. Все остальные народные вожаки, народом выдвинутые, а не Москвой назначенные, в конце концов пали жертвами троцкистско–ленинской «борьбы с партизанщиной».

И. Подшивалов считает, что «главная причина падения Каландаришвили заключается, на наш взгляд, в том, что сибирский Дедушка никогда не был по–настоящему идейным анархистом. Кондотьер революции, он примыкал к тем, кто «забирал круче», не вдумываясь, чем это может закончиться»[698]. Стоило Каландаришвили получить почет и ответственные посты у большевиков, встретиться с Лениным (как не вспомнить встречу Ленина и Махно), и он окончательно перешел в стан большевизма.

При всей справедливости слов И. Подшивалова, такое объяснение не достаточно. Во–первых, разделение героев гражданской войны на тех, кого «приручили», и кто «пал жертвой», в большинстве случаев не связаны с анархической идейностью. Большинство «народом выдвинутых» советских командиров все же приняли власть компартии как наиболее понятную их неискушенному в теории солдатскому мышлению. Даже такой классический красный генерал, как Буденный, был «народом выдвинутым», а Москвой только утвержденным – и не без проблем. Но он в конце концов он принял коммунистический централизм. В то же время среди жертв «борьбы с партизанщиной» были далеко не только «по–настоящему идейные анархисты», но и «беспартийные большевики», в какой–то степени «кондотьеры революции». Большевики тоже учились, и приручать «кондотьеров», но и, если обстановка позволяет, превентивно расправляться с колеблющимися. А ведь ни Миронов, ни Думенко идейными анархистами не были. В этом смысле судьба Каландарищвили тоже не была гарантирована – не срази его пуля повстанца, он после очередного конфликта с каким–нибудь чиновником мог оказаться и в ОГПУ.