Амундсен - [26]

В походных дневниках не сказано, что это был за «первый же предлог». Зато там упоминается о другом эпизоде, когда Начальник посчитал необходимым «завести серьезный разговор». 3 февраля 1905 года в гавани «Йоа» появляется больной эскимосский мальчик. «При осмотре выяснилось, что его ноги — начиная от ступней и кончая бедрами, с заходом на поясницу — усеяны отвратительными болячками, часть из которых покрыта толстой коркой, тогда как другие открыты и гноятся. Боли он не испытывал. Насколько мы можем судить, это самый настоящий сифилис. Мальчик говорит, что такая сыпь есть у родителей и у братьев с сестрами. Его бабушка жила в Эйвили[34] с каблуна [этим словом эскимосы обозначают "белого человека". — Т. Б.-Л.] и, очевидно, подхватила болезнь там. Сегодня вечером я созвал всех членов экспедиции и сообщил им новость, прибавив, что болезнь наверняка широко распространена в племени».

Этот важный эпизод, о котором не упоминается в «Северо-Западном проходе», кто-то вырезал из весьма откровенного дневника Густава Вика — как случилось со многими другими страницами сего уникального документа о первой экспедиции Руала Амундсена.

Через неделю после возвращения Лунна и Ханссена в палаточный поход с эскимосами собирается уже Начальник.

«Разумеется, поход называют охотничьим, — помечает в дневнике крепко озадаченный Вик. — Приборов с собой не берут, и вообще дело темное; Начальник сам говорит, да и судя по тому, что мы видели и слышали, — стрелок из него никудышный».

***

Между фактически незавершенной санной экспедицией к Северному магнитному полюсу и осуществлением второй части плана — покорения Северо-Западного прохода — экспедиция «Йоа» пребывает в состоянии внутреннего разложения. Как пишет Густав Вик: «Странно видеть, что менее чем через год члены экипажа утратили всякую охоту трудиться и хотят только уйти с судна и залечь где-нибудь в палатке… или же вовсе не вставать с койки». В последней фразе содержится намек на вечно читающего романы лейтенанта.

Удивляется и Ристведт: «Начальник явно не любит подолгу оставаться на борту». Амундсен перестал быть человеком, собирающим всех в гавани «Йоа». Скорее наоборот: «живет сам по себе, уходит и приходит, когда ему вздумается». Со времени санного похода у него болит нога. Он в подавленном настроении и держится замкнуто; по всеобщему убеждению, Начальник страдает цингой.

Несмотря на подозрительные вылазки, зиму в основном проводят на «Йоа». Команда играет в вист, а брат Леон позаботился не только о рождественских подарках, но и о настоящем коньяке. Хотя Начальник в этот период — сугубый трезвенник, то один, то другой член команды перебирают пуншу, начинают «колобродить» и «шататься из стороны в сторону». В кают-компании зачастую сильно накурено. «Когда мы только начали плавание на "Йоа", ни Начальник, ни Г. Хансен не увлекались табаком, теперь же Начальник превратился в самого заядлого курильщика из нас всех, поскольку непременно должен выкурить трубочку после еды и многажды в промежутках», — сообщает Вик, все еще находящийся под обаянием руководителя («наш Начальник — человек необыкновенно приятный и занимательный в компании»).

Самым надежным, незыблемым членом экипажа проявляет себя Линдстрём. Хорошее настроение кока не в состоянии сломить даже полярная ночь. «Сегодня наметились первые признаки весны, — записывает Ристведт к концу второй зимовки. — Линдстрём ходил на куропаток. Со времени ледостава кок впервые сошел на берег. Забавный парень. Толстый и жирный, как свинья, зато всегда всем довольный, всегда в превосходном настроении, хотя у него как раз поводов для ворчания больше, чем у всех нас вместе взятых».

Начальник, который со своей непредсказуемостью, частой сменой настроений и вечной непоседливостью представляет собой полную противоположность коку, смотрит на основательного, пусть даже не всегда трезвого Линдстрёма с интересом ученого: «Если он что себе наметил, старается не отступать. Его попытки чего-то добиться всячески вышучиваются. Он же лишь добродушно улыбается и спокойно продолжает делать свое дело. И в большинстве случаев оно ему после нескольких попыток удается». Поначалу казавшийся простоватым кок постоянно раскрывается с новых сторон: вот он уже «технический гений» и умелый зоолог. «По-моему, более толкового человека в полярной экспедиции нельзя и желать».

Грузный Линдстрём и долговязый Амундсен суть противоположности еще в одном отношении. Кок совершенно не интересуется эскимосами, ему безразличны их обычаи и язык. Зато Начальник обнаружил в туземцах новое — крайне захватывающее для себя — поле научной деятельности. Одним из главных его увлечений становится меновая торговля с эскимосами. Строго говоря, только Начальник имеет право обменивать экспедиционное имущество. Ристведту поручены кузнечные работы, и он без устали кует ножи, топоры и другие вожделенные предметы для мены. А Начальник с его помощью обзаводится бесценными произведениями искусства, которые приносят пользу экспедиции и должны понравиться норвежским музеям.

Впрочем, наш исследователь хочет привезти на родину не только неодушевленные предметы и музейные экспонаты; больше всего он мечтает вернуться в лоно цивилизации с живым эскимосом. «У нас появился еще один участник, — записывает под Рождество 1904 года Ристведт. — Начальник купил оставшегося круглым сиротой мальчишку, примерно 10 лет от роду. Сегодня его вымыли, постригли и обрядили в новые одежды. Его воспитание возложено на лейт-та». Что дикаря доверили Годфреду Хансену, объясняется самым высоким уровнем образования, которым обладал степенный копенгагенец. В дальнейшем Амундсен намеревался усыновить мальчика, о чем заявил во всеуслышание. «Ему дали спальный мешок и отвели койку в каюте Начальника».