Амулет Великого Слона - [3]

Панфилыч поселился на чердаке, причем аккуратно вскрывал замок, хозяйственно повешенный управдомом, затем так же аккуратно его закрывал. Чердак он содержал в порядке, так что можно было даже оставить там белье на просушку, как делали некоторые жильцы по старой памяти. Летом Панфилыч мел двор, зимой чистил его от снега, выполнял некоторые другие работы. Руки, по наблюдению жильцов, имел неплохие, мозги тоже не совсем пропил. Старушки подкармливали его из своих скудных средств. Когда же Панфилыч, околачиваясь во дворе, предотвратил пару квартирных краж, спугнув вора, управдом, скрепя сердце, разрешил ему ночевать на чердаке.

Единственно, в чем был строг управдом, – это запрещал держать на чердаке плитку и осветительные приборы. Проводка-то на чердаке была, но плохая, старая и ненадежная, управдом боялся пожара и с этой целью вечерами поглядывал на слуховое окошко. Панфилыч света не зажигал, зато притащил на чердак сломанную микроволновку, найденную на помойке. Сумел ее починить, что, несомненно, говорило в пользу непропитых мозгов.

Про микроволновку знала только Ася, поскольку у нее с Панфилычем были свои особые отношения. Еще бабушка так постановила: мы должны бездомным всячески помогать и облегчать их трудную жизнь, это наш человеческий долг. Всем, конечно, не поможешь, но по мере сил. Потому что, если хочешь, чтобы тебе в трудную минуту помогли, должен сам помогать.

Теперь бабушки нет, но Ася ее завет выполняет, тем более что Панфилыч – бомж не противный. Ася из ресторана еду приносит, хозяин Самсоныч разрешает брать, если остается – не выбрасывать же. Там хватит и для Панфилыча, и для собаки.

Вот собака – это второй камень преткновения, очень управдом на нее сердится. Нашел ее Панфилыч на дороге, кто-то машиной лапу перебил да и уехал. Вылечил Панфилыч лапу, назвал собаченцию Аськой. Его и спрашивают как-то старушки: что ж ты собаку человечьим именем назвал? А Панфилыч зубы скалит – нет, мол, такого имени Аська, а есть – Анастасия. Это так мою жену бывшую звали. И собачка здорово на нее смахивает. Здоровая, лохматая, серая с пятнами, ночью увидишь – заикой стать можно. Но в отличие от бывшей жены – добродушная, никого не трогает и на дрова живого человека не пилит.

Посмеялись старушки да и отстали. Однако управдом злится – блохи от собаки, грязь опять же, в общем, антисанитария… Панфилыч со своей Аськой только ночью гуляет, а днем она на чердаке так спрячется – никто не найдет.

Собака снова требовательно ткнулась Асе в район живота и тихонько заворчала.

– Сегодня нет ничего, – растерянно сказала Ася, – извини уж, тезка, так получилось.

И ведь был у нее с собой пакет с ресторанными объедками, и мяса там много! Потеряла где-то на мосту. Вот обидно, теперь собака голодной останется.

– Аська, не приставай к человеку, – сказал, подходя, Панфилыч. – Ты чего такая встрепанная? Обидел кто?

– Да нет, устала просто.

Они с собакой проводили ее до подъезда, Панфилыч посветил Асе, чтобы смогла открыть дверь.

Поднимаясь по крутой лестнице на свой пятый этаж, она подумала, что могла бы рассказать о том, что с ней сегодня приключилась, разве что этому бомжу. Больше-то и некому.

А Панфилыч свистнул собаке и пошел вместе с ней на угол к круглосуточному магазину. Там продавщица Галия дала ему полпалки лежалой колбасы, придирчиво осмотрев мятую купюру, что вынул он из кармана.

Присев тут же на каменные ступеньки магазина, Панфилыч аккуратно нарезал колбасу перочинным ножом на маленькие кусочки и скормил ее собаке.

– Ешь, – приговаривал он, – морду не вороти. Привыкла на ресторанных-то харчах… не все тебе праздник, в нашей жизни есть и суровые будни.

Ася тем временем вошла в свою квартиру, заперла за собой дверь и перевела дыхание.

Дом, милый дом!

Точнее, нора, собственная нора, единственное место на земле, где она чувствовала себя в безопасности. И правда – самая настоящая нора: за дверью начинался длинный, извилистый коридор, настоящий туннель без окон и дверей, непонятным образом вписавшийся в верхний этаж старого дома, и только в конце этого коридора – две маленькие комнатки неправильной формы и кухня, в углу которой был выгорожен кусочек пространства для душа и туалета.

Еще на кухне был проход – точнее, лаз на чердак, но об этом – потом.

Несмотря на странную планировку и более чем скромные размеры, Ася любила свою квартиру, свою нору. И этой норой – как и всем лучшим в своей жизни – она была обязана бабушке.

Вернувшись домой, Ася вяло подумала, что неплохо бы выпить чаю, но для этого нужно было поставить чайник, достать заварку, сахар… об этом не хотелось даже думать, сил не было ни на что. Есть не хотелось – насмотрелась на еду за целый вечер, нанюхалась, нагляделась на жующих людей. У нее всегда так: на работе есть не может и после утром только чашку кофе в себя впихнет. Ноги были налиты свинцом, веки слипались. Она доплелась до кровати, кое-как разделась и заснула, как только голова коснулась подушки.

И как уже много раз до того, она оказалась в огромном, величественном лесу.

Это был не тот привычный, обыкновенный лес средней полосы – не сырой промозглый осинник, трепещущий каждой своей прожилкой, не мрачный неразговорчивый ельник, хранящий свои тайны, не светлый сосновый лес – собор облитых солнцем золотых стволов.